Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Володя Поляков
Владимир Поляков продолжал выступать практически до последних дней. Несмотря на годы, он любил выпить бокал доброго вина, выкурить крепкую сигарету «Житан», а потом с удовольствием полистать программку ближайшего забега… Умер певец в 1985 году, дожив практически до 100 лет, и был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
«Кабацкий музыкант»
Кабацкий музыкант Алеша Дмитриевич,
Ему подносят все, и он немного пьян,
Но в этом кабаке он как Иван-царевич,
И это на него приходят в ресторан…
Алеша Димитриевич, цыган Алеша… Если существует на свете понятие «легенды русской песни», то его имя можно смело писать в первых строчках этого списка.
С кем только не сводила знаменитого музыканта судьба, в какие края не забрасывала жизнь… Но никогда не расставался Алеша с гитарой и никогда не изменял себе. Отчего же его песни помнят и любят во всем мире по сей день, хотя уже больше двадцати лет его нет на этой земле? Попытаемся найти разгадку в лабиринтах его кочевой цыганской судьбы.
Алексей Иванович Димитриевич родился в 1913 году[23]. Точное место рождения Алеши определить не представляется возможным: цыганская семья часто была в дороге. Это был клан потомственных музыкантов: дед Алеши некогда играл на гитаре, и делал это, по словам очевидцев, столь искусно, что выступал даже при дворе Николая II.
Мать Вали и Алеши Димитриевич – Евдокия
Отец также собрал труппу, с которой гастролировал по российским весям. Семья Димитриевичей была большая: отец Иван, мать Евдокия, четыре сына и две дочери.
В коллективе у каждого была своя роль: кто-то пел, кто-то играл, а кто-то танцевал. Поклонником хора Ивана Димитриевича был Григорий Распутин. Загадочный старец со своей пестрой свитой часто приезжал в заведения, где пели цыгане.
Воспоминаний о встрече «злого гения» непосредственно с труппой Димитриевичей нет, но зато есть невероятно интересный рассказ о приезде Григория Ефимовича в «табор» к московским цыганам Лебедевым, приключившемся в 1915 году.
Отец А. Димитриевича Иван Димитриевич
Гришка Распутин в гостях у цыган
Цыганский дом Лебедевых был хорошо известен завсегдатаям «Стрельны» и «Яра».
Нередко, когда во втором часу ночи закрывалась «Стрельна», завсегдатаи напрашивались в «табор».
Гости и хор шли пешком, благо от «Стрельны» до нашего дома было пять-семь минут ходьбы. А на лихачах и «ваньках» спешили к дому официанты, нагруженные корзинками с холодной закуской, вином, фруктами, посудой. Спешили, чтобы к приходу гостей стол был бы уже накрыт.
Войдя в дом, гости неторопливо рассаживались вокруг стола, официанты, хлопая пробками, наполняли шампанским бокалы. Хор размещался вдоль балконной стены. Отец выходил вперед, брал аккорд, и мать запевала:
За дружеской беседою,
коль пир идет кругом,
примеру дедов следуя,
мы песню вам споем…
Ужин «с цыганами», начатый в «Стрельне», продолжался.
…Кроме гостей из ресторана, нашу цыганскую квартиру запросто посещали фабриканты Морозов, Попов, сахарозаводчик
Харитоненко…Навещали нас и сыновья Толстых. Один из них ходил в цыганской поддевке, шевровых сапогах, в рубашке, подпоясанной кавказским ремешком с серебряными подвесками.
Как-то зашел великий князь Дмитрий Павлович с каким-то блестящим офицером.
Таких гостей мать угощала цыганским крепким чаем, рюмочкой ликера. Вспоминала с ними старые романсы.
Гости не засиживались. Поговорив о том о сем, вежливо раскланивались, целовали у матери руку и уходили.
…Однажды проснулся я от торопливого говора, перестука посуды, позванивания бокалов – гости!
Я вскочил, приоткрыл дверь в коридор. Обычно, проходя мимо меня, знакомые официанты на ходу совали мне вкусные конфеты, пирожное, а иногда и угощали рюмочкой ликера. Но сейчас они быстро, не замечая меня, проносились мимо – строгие и сосредоточенные. Я высунулся из двери – и замер. В коридоре, у входа в гостевой зал, стояли высоченные жандармы. Один из них, впиваясь взглядом, стал приближаться ко мне.
Я мгновенно скрылся за дверью. Встала и бабушка.
Из зала послышались звуки гитар, потом вдруг хор грянул:
Григорий Ефимович,
ай да молодец!
Изволил ты пожаловать
к цыганам наконец!
С твоим покровительством
мы не пропадем —
чарочку заздравную
тебе поднесем.
…Распутин!.. Бабушка быстро оделась, приникла к дверной щели.
Я пристроился ниже, на полу.
Как всегда, хор в полном составе стоял у балконной стены.
Отец – впереди хора. Мать сидела с краю гостевого стола…
За столом – подтянутые, вышколенные военные. В центре, лицом к нашей с бабушкой двери, откинувшись на спинку стула и опустив руки на колени, сидел Распутин.
Он был в поддевке, в русской, вышитой васильками косоворотке, в темных брюках и сапогах. Гладковолосый, с черными отвислыми усами, не очень длинной и густой бородой, он исподлобья внимательно оглядывал соседей по столу, хор.
Мне он показался похожим на того, картонного цыгана, что висел над моей постелью.
Мать пела:
Выпьем мы за Гришу,
Гришу дорогого —
свет еще не видел
милого такого.
После поднесла ему на перевернутой тарелке бокал шампанского. Хор гремел:
Пей до дна,
пей до дна,
пей до дна…
Распутин, не меняя позы, устало взял бокал – выпил. Отец чуть пошевелил гитарой, и хор так же, чуть слышно и медленно, запел:
Барыня, барыня,
сударыня-барыня…
Постепенно темп все убыстрялся, звук усиливался.
Цыгане, приглашая Распутина плясать, захлопали в ладоши.
Военные заулыбались и, тоже хлопая, подбивали Распутина на пляску.
Распутин все сидел, только слегка выпрямился и положил руки на стол.
Песня заполнила зал. У гитаристов рвались струны.
Бабушка не выдержала. Выпорхнув из комнаты, вдруг пошла в пляс по-русски, взмахивая белым платочком. В пляске она подошла к столу, поклонилась в пояс Распутину, приглашая его плясать.
– Это по-нашему! – проокал Григорий