Мысли девочки снова и снова возвращались к моменту, когда чья-то рука выдернула ее из темной пучины. При мысли об этом прикосновении по телу побежали мурашки. Больше вспомнить было особо нечего.

Она так ничего и не съела. Во рту сохранялся неприятный привкус, намертво отбивавший аппетит. Привкус озера. Словно она проглотила донную рыбу. Внутри еще сохранялось ощущение, будто рыба шевелилась в животе. Любая еда казалась скользкой и отдавала озером. А может, все дело было в таблетках — это они придавали еде мерзкий вкус. Она не сомневалась, что в апельсиновый сок, сверкавший в хрустальном бокале, подмешали какое-нибудь успокоительное: мать втихаря подливала его во все подряд по совету врачей. Они уверяли, что почти ничего не помнить о случившемся — это хорошо, что рассудок так справляется с шоковым состоянием. Только девочке никак не удавалось забыть одну деталь. Она боялась, что ей не поверят или, что гораздо хуже, сделают вид, будто поверили, а на самом деле солгут.

Придя в сознание, она увидела перед собой светящееся ангелоподобное существо.

Точнее, чей-то силуэт, подсвеченный, окруженный солнечным светом, что пробивался сквозь зеленые ветви. Над ней склонился какой-то безликий гигант, который посмотрел ей прямо в глаза и затем внезапно исчез.

Как бы и ей исчезнуть. Но нет, теперь она прикована к коляске.

Девочка опустила глаза и взглянула на ногу, до колена упрятанную в ортез. Специально приглашенный из Швейцарии врач уверил, что с лодыжкой будет все в порядке и дополнительной операции не потребуется, но на восстановление уйдет не меньше месяца. То есть все лето коту под хвост. Хотя в таком раскладе, возможно, были и положительные моменты.

Уж для родителей-то точно.

Несмотря на то что девочка была одна в беседке, от нее не могли ускользнуть внимательные взгляды старого садовника, который подстригал розовый куст, и прислуги, что под разными предлогами кружила возле беседки, стараясь держаться подальше и не бросаться в глаза. За ней присматривали. Она была уверена, что по наказу матери. Чего мать боялась? Что дочь вскочит с кресла и захромает к озеру, желая снова прыгнуть в воду?

Чтобы показать, что все хорошо и ей доверяют, родители купили ей новый айфон, самой последней модели. По их версии, прежний телефон упал в озеро во время злополучного селфи. Ей претила мысль, что ее выставили такой идиоткой. Но истинные причины никого не интересовали.

Может, она и сама до конца их не осознавала.

В то утро она проснулась со странными мыслями. Трудно было даже объяснить почему, но что-то подтолкнуло ее украсть из барного шкафчика отца бутылку виски, спрятать ее в рюкзаке, сесть на автобус, идущий по неизвестному маршруту, и выйти на неизвестной остановке. На остановке не было ни души, и она сама не знала, почему решила сойти именно там. С дороги она заметила ветхий причал, скрытый за зелеными ветвями. Спустившись по заросшему кустами берегу, она добралась до пляжа. Там она села на песок и написала на икрах телефон отца. Потом еще на руках и на животе. Затем выпила виски из горла — глотку сильно обожгло. Она засунула полупустую бутылку и телефон в найденный на берегу пакет.

Дальше все было как в тумане.

Часто она проклинала своего загадочного спасителя, который не дал ей отправиться на тот свет. Но потом раскаивалась и благодарила его за то, что он не дал пучине поглотить ее. Кто знает, что было бы, окажись она там, на дне, в полной тишине.

— Смотрю, ты не притронулась к новому телефону, — заметила мать, подойдя к девочке сзади. На матери была белая юбка, подчеркивающая бедра, и шелковая блузка. Мать всегда была такой красивой, элегантной, и хотя все говорили, что они похожи, рядом с ней девочка с фиолетовой челкой всегда чувствовала себя некрасивой и нелепой. — Ты даже коробку не открыла.

— Потом, — неуверенно ответила девочка.

— Странно. Раньше ты ни на минуту от него не отлипала, — покачала головой мать.

Раньше. Это слово оказалось единственным доказательством случившегося, единственным отклонением от правил, которые предполагали похоронить в прошлом произошедшее на озере. Все сосредоточились на будущем, даже не задавая вопросов, почему ей больше не нужен телефон. Вообще не нужен.

— Если уж вы так хотите мне что-нибудь подарить, можно я выберу сама? — заметила девочка.

— Ну давай. И что тебе подарить? — невозмутимо поинтересовалась мать.

— Костыли.

— Но врач сказал, что еще рано.

— Он сказал, что я могу попробовать ходить на костылях, когда буду готова, — парировала дочь.

Мать скрестила руки на груди и вопросительно посмотрела на нее:

— И куда это ты собралась?

— На вечеринку.

Вечеринка была в честь окончания учебного года, встречу хотели устроить в доме одной одноклассницы. С ее семьей в городе считались.

— И речи быть не может, — отрезала мать.

Такой реакции можно было ожидать. Но ей было необходимо там появиться. И не потому, что это была крутая вечеринка, куда стремились попасть все ее сверстники. На это ей было плевать.

Ей нужно было встретиться с одним человеком.

Иначе рано или поздно она бы снова бросилась в озеро. А после того, что она пережила, ей совсем не хотелось снова ощущать, как ее засасывает водная бездна, как перехватывает дыхание, как силы покидают тело.

— Ты еще не до конца оправилась, — настаивала мать, стараясь выглядеть непреклонной. Но дрожь в голосе выдавала ее страхи: она боялась, что с дочерью снова случится беда.

Если не удавалось уломать даже мать, что уж говорить об отце. Но девочка умела выкручиваться:

— Вы сказали журналистам, что со мной все в порядке. Если я не приду, поползут слухи…

Она не договорила, надеясь, что часть фразы уже произведет должный эффект. Судя по тому, что на лице матери выразилось недоумение, цель была достигнута. Больше всего на свете эта женщина боялась пересудов. Но ее пугали только сплетни среди ближайшего круга знакомых — до простых смертных ей не было дела.

— Поговори с отцом, — процедила она.

Дочка только этого и ждала — первая брешь в обороне матери была пробита. Хрупкая, пусть и энергичная синьора Роттингер сдавалась. Несмотря на то что она завоевала сердце самого Гвидо Роттингера и, по мнению светской хроники, имела над мужем особую власть. На самом деле она полностью подчинялась воле мужа-тирана и плотно сидела на антидепрессантах.

Не успела мать что-нибудь добавить, к беседке подошел дворецкий с листовкой.

На ней была всего одна фраза: «Ты и есть выход!»

Дворецкий тихо заговорил с хозяйкой вполголоса — девочка ничего не разобрала, но не обижалась, когда при ней шептались. Этому мужчине была свойственна деликатность в таких вопросах. Девочка краем уха уловила лишь обрывок фразы: «Она ждет вас в кабинете».