Профессор и бровью не повел.

— Я понимаю, что многого хочу, но у меня есть веские причины.

Он протянул к ней руки — и они заметно дрожали.

— Мое время прошло, раньше эти пальцы резво бегали по клавиатуре. Теперь мне нужно хорошенько выпить, чтобы унять дрожь. Но если выпью, не могу работать. Голова недостаточно ясная.

Однако у Охотницы не было выбора, и она продолжала настаивать.

— Слушай, это важно, мне больше не к кому обратиться.

— Даже важнее меня? — язвительно спросил профессор.

Охотница растерялась, не зная, что ответить.

— Помнишь, когда-то в это время мы бежали домой, чтобы заняться любовью.

Теперь в их доме он жил один. Охотница ничего не забыла, но для нее прошлое осталось в прошлом.

— Посмотри, во что мы с тобой превратились, — горько продолжил он. Охотница не отвечала, поэтому он резко сменил тон: — Рассказывай, что там у тебя.

Она достала из кармана джинсовой куртки заранее приготовленный лист бумаги и положила на стол.

— Здесь все, что нужно.

Профессор развернул листок, прочел и убрал его в карман пиджака.

— Думаю, это будет довольно просто.

— Спасибо.

— У тебя все отлично получалось на работе — не пойму, зачем ты уволилась.

Хотя он и сам знал ответ. По той же самой причине, по которой ушла от него.

— Странно, что ты явилась именно сегодня, — заметил он.

— Точно, сегодня же годовщина, — ответила она, желая показать, что не забыла.

— Когда-то мы отмечали годовщину свадьбы, а теперь встречаемся вот по таким поводам…

Охотница уже понимала, к чему этот разговор. Если он хотел попросить об ответной услуге, к чему тянуть?

— Он и тебе звонил?

Мужчина кивнул.

— И ты ответил?

— Конечно ответил.

— И что?

— Прошло уже пять лет, он имеет право на второй шанс.

— После всего, что он сделал? — ужаснулась Охотница. — Я думаю, что там ему и место, я не собираюсь помогать ему выбраться.

— Валентина была бы того же мнения…

— Не смей рассуждать о том, какого мнения была бы Валентина, — грозно сказала Охотница. Она в ярости встала, намереваясь уйти.

Профессор смиренно опустил голову:

— Мне так тебя не хватает… И нашей прежней жизни… Развод не может уничтожить воспоминания. Даже после развода люди продолжают вспоминать одно и то же, только уже не вместе, а порознь…

Охотница молчала. Не стоило изводить себя ненужными мыслями, все равно уже ничего не вернуть.

Профессор выдавил печальную улыбку и попрощался с ней:

— Пока смерть не разлучит вас, как-то так?

Вскоре она научилась перемещаться по дому и окружающей территории в инвалидном кресле. Хотя бы потому, что ей надоела слежка. Слуги ходили за ней по пятам весь день напролет, а ей хотелось быть самостоятельной хоть в чем-то. Ей не было дела до того, что своими маневрами она могла повредить дорогие деревянные панели, а от колес на белом мраморе оставались длинные черные полосы. Она часто нарочно задевала мебель коляской, сшибая на пол дорогостоящие фарфоровые статуэтки. И тут же кто-то из слуг бросался собирать черепки. Таким образом она протестовала против порядка, царившего в родительском доме. В соответствии с новым значением, которое семья придавала слову «случай».

На самом деле она просто злилась и не знала, чем себя занять. Все попытки выразить протест не вызывали ни малейшего осуждения — их тут же сводило на нет вмешательство прислуги. Посреди дня она решила подняться к себе и почитать. Открыв дверь, она неожиданно увидела, что у нее на кровати сидит отец.

Он ждал ее.

Серый костюм и серо-голубой галстук говорили о том, что он специально вернулся с работы пораньше. В детстве ее всегда поражал его элегантный вид и приятный запах, когда он брал ее на руки, чтобы усадить на колени. Со временем былая близость между ними исчезла — может быть, она сама виновата. И все же, хотя она в этом никогда бы не призналась, ей не хватало прежних отношений с отцом.

— Как дела? — спросил отец с приветливой улыбкой. Рядом с ним лежала белая коробка с красным атласным бантом.

— Лучше некуда, — язвительно ответила она. Ее саму воротило от того, каким голосом она это сказала.

— Ты, наверное, удивлена, что я поднялся к тебе, — продолжил отец, не обращая внимания на ее резкость.

— Мама рассказала тебе о сегодняшней вечеринке, — с готовностью заявила девочка, готовясь к длинной проповеди о том, что в ее состоянии неуместно и нежелательно ходить по вечеринкам. Отец специально принес подарок, чтобы подкупить ее, но она прекрасно знала его приемы и не собиралась поддаваться. Не могла.

Но отцу удалось ее удивить.

— Я полностью с тобой согласен. Ты должна пойти!

Что же случилось? Не верилось, что ей так запросто удалось получить заветное «да». Что-то не так, тут какой-то подвох или обман.

— Но ты ведь все равно встанешь на сторону мамы, да? — спросила она, стараясь разгадать, в чем дело.

— Вовсе нет, — покачал головой отец. — Тебе уже тринадцать, мы не можем постоянно указывать тебе, что делать и чего не делать, ты должна сама разбираться, как тебе лучше.

В глазах родителей она неожиданно повзрослела. Ей не верилось, а от одной мысли об этом хотелось рассмеяться.

— Значит, в коробке вечернее платье? — ехидно заметила она.

Отец пропустил ее реплику мимо ушей и принялся развязывать бант. Поднял крышку. В коробке лежали костыли цвета красный металлик.

— По-моему, это лучше, чем платье. А костыли сделали на нашей фабрике специально для тебя — эксклюзивная модель из углеродного волокна.

Девочка не могла прийти в себя от радости, а главное, от мысли о том, что отец на ее стороне. Так и хотелось сказать: «Папа, мне нужна твоя поддержка, твоя защита. Особенно теперь. Вот почему я написала твой номер на руках и ногах, прежде чем прыгнуть с моста». Хотелось рассказать, что она не горит желанием идти на вечеринку, но у нее просто нет выбора. Тянуло подбежать к нему и броситься на шею, как когда-то в детстве.

— Я поговорил с твоим ортопедом. Он сказал, что если ты сможешь сделать хотя бы десять шагов на костылях, то и дальше справишься.

Слова отца поразили девочку — ее словно окатили ледяной водой из ведра. Радость тут же угасла. Вот в чем подвох. Это испытание. С отцом всегда так. Отец заметил, как изменилось ее лицо, — теперь пришел его черед ухмыляться.

— Я попробую, — сказала девочка, думая только о том, что на вечеринке ей предстоит важная встреча, важнее всего на свете.