Наш командир полка Аркадий Никифорович, каждый раз, возвращаясь с боевого задания, шутя возмущался:

– Что за война, как только «железку» перешел, немцы уже тут как тут, уже начинается воздушный бой!

Как мы ни ухитрялись не поддаваться немцам, крутились на своих «ишачках» волчком в воздушном бою и при удобном случае стремились бить врага, сбивать их, все же в начале лета 1942 года двух наших старых опытных летчиков Назаренко Николая и Запорожца немцы надолго вывели из строя. В тяжелых воздушных боях с численно превосходящими силами врага они были сбиты, получили тяжелые ранения и попали в госпиталь. К этому времени очень тяжелое положение в воздухе сложилось в районе Ржева, и наш полк был направлен под Ржев. Несмотря на тяжелую обстановку в этом районе, летчики нашего полка поработали неплохо. Целей в воздухе при каждом вылете было много, преимущественно Ю-87, Ю-88. Многие наши летчики в этой операции увеличили счет сбитых немецких самолетов. Мне также удалось сбить под Ржевом в одиночку два самолета противника – один Ю-88 и один Ю-87, а также один Ю-88 в группе.

Хочется отметить героический поступок в одном воздушном бою под Ржевом нашего летчика Виктора Некрасова. За время боев нашего полка в этом районе Некрасов показал себя исключительно мужественным, смелым, храбрым воздушным бойцом. На своем И-16 он за короткий срок сбил два самолета противника, не имея ни одной пробоины. Все у него шло хорошо. Как-то полетели они тройкой прикрывать свои войска над знакомым районом. Минут через 12–15 заметили большую колонну немецких бомбардировщиков (двадцать четыре Ю-87) под прикрытием восьми истребителей Ме-109, идущих в наше расположение. Некрасов, не задумываясь, бросился со своим звеном в атаку на головную девятку «юнкерсов» и с ходу поджег одного, второго – подбил один из ведомых, строй бомбардировщиков начал рассыпаться, но при выходе из атаки наши И-16 подверглись а'гаке истребителями Ме-109. Завязался воздушный бой трех И-16 с восемью «мессерами». Бой проходил в основном на горизонтальных маневрах, что является самым наивыгоднейшим условием для ведения боя на И-16 с Ме-109. Немецким летчикам никак не удавалось зайти в хвост И-16 на виражах, поэтому они стремились перевести бой на вертикальный маневр. В таких моментах наши летчики стремились подставлять лоб. Ввиду того, что немецкие летчики редко шли вообще в лобовую атаку, наша тройка небезуспешно отражала все атаки. «Мессеры» при большом численном преимуществе имели полную возможность атаковать наши И-16 с любого направления. Некрасову с ведомым приходилось все труднее и труднее выдержать такой натиск. Немцам удалось расколоть нашу группу на две части, где Некрасов оказался один против четырех Ме-109. Положение усложнилось, не стало взаимной выручки. Некрасов получил много пробоин в своем самолете, но из боя не вышел. Подвернулся удобный момент, и Некрасов длинной очередью подбил еще один Ме-109, который развернулся и ушел на свою территорию. Оставшиеся три Ме-109 с большим остервенением набросились на Некрасова, и им удалось поджечь самолет Виктора. Самолет начал гореть, пламя быстро проникло в кабину, начало жечь руки, лицо, но Некрасов продолжает бой, не выбрасывается на парашюте, не хочет на большой высоте выбрасываться, ведь мы знали, что немцы могут расстрелять в воздухе парашют. Поэтому Виктор на горящем самолете продолжает резко маневрировать и снижаться в направлении своих войск.

Убедившись, что высота подходящая и он приземлится точно к своим, не имея больше терпения от сжигающего лицо, руки, ноги огня, покидает самолет на парашюте. Двое его других летчиков, закончив бой с четырьмя Ме-109 вничью, возвращаются на свой аэродром, благополучно приземляются. Некрасов долго лечился в госпитале, полностью выздоровел и опять встал в строй и продолжал так же геройски воевать на своем И-16. Правда, большие пятна на лице и руках от ожогов остались очень заметными. Этот героический поступок Виктор Некрасов совершил на глазах всех, кто смотрел на этот неравный бой с земли летом 1942 года под Ржевом.

С Некрасовым последний раз я виделся перед маем 1943 года, когда я был в другом полку, а он, будучи инспектором по технике пилотирования, прилетал расследовать тяжелое летное происшествие, которое произошло с молодым летчиком на Ла-5 в моей летной группе. Несмотря на тяжелую воздушную обстановку, что вынуждало летчиков нашего полка почти каждый раз вести воздушный бой с численно превосходящими силами немцев, за период пребывания под Ржевом мы в полку потеряли только одного летчика. Но потеря была очень тяжелая. Потеряли мы навсегда своего всеми любимого, остроумного, веселого товарища Сашку Журова. Гибель Журова потрясла весь личный состав полка, он был любимцем всего полка. После окончания операции под Ржевом наш полк опять перелетел на свою точку базирования на Центральном фронте.

Общим недостатком большинства частей фронтовой истребительной авиации к началу войны оказалось то, что очень многие боевые летчики-истребители не летали ночью. А что касается нас, бывших летчиков-инструкторов, тем более мы ночным полетам обучены не были. На фронте это сказалось в самые первые дни.

Немецкое командование воспользовалось этим обстоятельством и очень часто посылало своих ночных пиратов бомбить наши войска ночью. Фронтовые истребители не могли этому воспрепятствовать. А главные силы нашей ночной истребительной авиации были заняты на обороне Москвы, Ленинграда и других стратегически важных объектов. Правда, фашистская фронтовая истребительная авиация тоже почти не летала, но это для нас примером не могло быть. Поэтому высшее командование приняло решение срочно приступить к обучению к ночным полетам определенного количества летчиков во фронтовых условиях. Такую задачу получил и наш полк. Выделили нас шесть летчиков, меня назначили старшим группы, и мы перелетели на аэродром несколько дальше от линии фронта для полетов ночью. Все шло хорошо. Группа стала успешно овладевать полетами на боевых самолетах ночью. Посадку производили на прожекторах, что сильно демаскировало наш аэродром. Мы хорошо знали, что враг не заставит себя долго ждать, он обязательно нанесет нам ночной «визит». Так оно и получилось. В одну прекрасную ночь враг пожаловал к нам. У нас к этому времени садился последний самолет, больше в воздухе наших самолетов нет, а над нами гудит какой-то, и нетрудно было определить, что это бомбардировщик. Надо сказать, что мы здесь допустили самоуспокоенность и начали гадать: наш или не наш? Пока мы гадали, услышали явный свист падающих бомб. Я стоял у стойки с тумблерами сети освещения несколькими лампочками линии взлета и посадки, успел одним движением сверху вниз выключить все тумблеры и упал на землю. В это время стали взрываться бомбы вокруг нас. Немец сбросил все бомбы и ушел. Встали с земли, отряхнулись, осмотрелись – вроде все в порядке. Все летчики и техники живы, самолеты невредимы, когда я собрал всех людей, чтобы еще раз убедиться, все ли невредимы, Саша Калугин пожаловался, что осколком зацепило голову и она слегка болит. Некоторые остряки стали подшучивать над ним:

– Ничего, Саша, тебе не привыкать, с тобой не то раньше было, а эта царапина до свадьбы заживет.

– Кровь есть? – спросил я Сашу.