— Две маленькие чашки были и кофейник, — упрямо возразилНазаров, — я видел. Там больше ничего не было. Поэтому и говорю. Кира внеслаподнос и почти сразу вышла. В этот момент на президентском лифте к намподнялась Светлана Викторовна, ну… значит, теперь вдова покойного.

— Она воспользовалась лифтом Воробьева? — уточнил Дронго.

— Да. И вошла в приемную. Кира ее увидела, когда вышла, испросила, нет, сказала, что там журналистка.

— А Светлана Викторовна не вошла?

— Нет, она сказала, что будет ждать. Но попросила Кирудоложить о своем приходе.

— Она часто к вам приходила раньше?

— Да, иногда заходила.

— И всегда просила доложить о своем приходе? — усмехнулсяДронго. На жену преуспевающего банкира это мало похоже.

— Она всегда ждала в приемной, если у Аркадия Борисовичабыли посетители. Он не разрешал никому входить без доклада, даже ей. Строгийбыл очень.

— Ясно. Давай дальше.

— Журналистка вышла, и она вошла.

— Дальше.

— Журналистка ушла. Да, я вспомнил, она разлила кофе.Извинялась перед Кирой, что такая неловкая. Та ее успокаивала, она разлила кофена стол, когда убирала микрофон. Кира сказала, что успела все вытереть.

— Понятно.

— Потом пришла эта артистка Марина Левина. Она немногоподождала, пока вышла Светлана Викторовна, и вошла в кабинет. Но тоже быланедолго, минут пять-десять. И быстро ушла. Потом Кира понесла какие-то бумаги.

— Значит, Кира была последней, кто видел Воробьева живым?

— Да, но после того, как она к нему зашла, позвонили изМинистерства финансов. И она при мне соединила Воробьева с позвонившим. Ониразговаривали, а потом Кира вышла. И когда вернулась, ушел я. Пришел Кочкин. Ине успел я доехать до первого этажа, как все стали кричать, суетиться, ивыяснилось, что был убит Аркадий Борисович.

— Подробнее, пожалуйста, как вы уходили. Значит, АркадийБорисович поговорил по телефону, потом Кира куда-то вышла.

— В туалет, наверно.

— Возможно. Что было дальше? Вспоминайте очень подробно.

— Значит, так. Кира пришла. Я курить очень хотел, но не мог.Поэтому все время смотрел на часы. Как только пришел Кочкин, я достал сигаретыи, уступив ему свой пост, пошел к лифту.

— К какому лифту?

— К служебному, конечно. К обычному.

— В коридоре никого не встретили?

— Встретил. Денисов там был. Завязывал шнурки. Я хотел егоподождать, но он махнул рукой, езжай, говорит.

— А кто такой этот Денисов?

— Из планового отдела. Ему за пятьдесят, но он еще держится.Даже волосы, говорят, красит.

— Он в суде выступал?

— Да, его тоже допрашивали. Но он не заходил к нам вприемную, это точно.

— Значит, в лифте вы ехали один?

— Да. Доехал до первого и услышал крики. Вот и все. По всемфактам виновный я получаюсь, — Назаров опустил голову. Дронго протянул емупачку предварительно приготовленных сигарет.

— Курите.

Парень жадно затянулся. Дронго смотрел на него со смешаннымчувством жалости и недоумения. Непонятно каким образом подставленный, Назаровявно не годился на роль хладнокровного убийцы, сумевшего продумать хитроумныйплан устранения банкира и совершить это с такой поражающей воображениелегкостью.

Здесь что-то не сходилось, и он это чувствовал.

Они разговаривали еще минут пятнадцать-двадцать, поканаконец Дронго, отдав еще одну пачку сигарет, не закончил своего своеобразногодопроса.

— Спасибо, Роман, — поблагодарил он заключенного, — думаю,ты мне очень помог.

Назаров поднялся. Он уже знал, что завтра его отправляют поэтапу, несмотря на кассационную жалобу адвоката. Тюрьмы были переполнены, иответа на жалобу заключенный мог вполне дождаться в колонии, «справедливо»считало тюремное начальство. Больше никаких надежд не оставалось. В его глазахтеперь остался только страх и боль от всего пережитого.

— Вам больше ничего не нужно? — спросил Назаров.

— Спасибо, больше ничего.

Назаров, судорожно достав носовой платок, вытер лоб.

Дронго обратил внимание на платок.

— Откуда? — спросил он. У Назарова не могло быть такогохорошего хлопчатобумажного платка. — Кира принесла, — виновато сказал Назаров,— жалеет меня.

Больше не было произнесено ни слова. Только перед уходомНазаров еще раз оглянулся и как-то виновато улыбнулся, вернее, попыталсяулыбнуться, отчего его лицо приняло какое-то страдальческое выражение, и вышелиз комнаты.

— Что ты думаешь? — сразу спросил Родионов у Дронго.

— Ясно одно, — услышал он невозмутимый ответ, — пареньникого не убивал. Нужно искать убийцу.

На киностудию, куда они поехали по предложению Дронго,попасть было сложнее, чем в тюрьму. Коммерческие структуры, цепкооккупировавшие бывшие павильоны киностудии, выставили надежный заслон извоенизированной охраны, не пропускавшей на территорию охраняемого объектаникого из посторонних. Пришлось долго доказывать бестолковым охранникам, куда изачем они идут.

Только пройдя на территорию студии, они поняли, что могутпотратить здесь весь день в поисках нужного им человека. Пришлось идти в еще сохранившийсяотдел кадров. Сидевшая там старушка ласково сообщила, что в отделе давно никтоне работает. Но про Марину Левину она все знает. Та снималась в картинеКреонова и теперь вдруг заболела. А сам Игорь Креонов очень недоволен этимобстоятельством. Некоторые говорили, передала им добросовестная старушка, чтоон думает даже поменять артистку на главную роль.

Пришлось искать Креонова, на его поиски они потратили почтичас, пока наконец не нашли его сидевшим в мрачной задумчивости в огромномпустом павильоне. У маэстро явно не было настроения. Заслышав шаги за спиной,он даже не обернулся.

— Чего вам? — недовольно спросил режиссер, решив, что этокто-то из его ассистентов.

— Простите, — извинился Дронго, — мы хотели бы с вамипереговорить. — Креонов обернулся. Медленно встал со стула.

— Журналисты, что ли? — прохрипел он. — Не похожи. Иликоммерсанты с очередной бредовой идеей? Тоже не похожи. Так кто вы и что вамнужно?

Креонов был режиссером с мировым именем. Его седой ежикволос часто мелькал на самых престижных кинофестивалях, где его хорошо знали.