Когда я сказала Элизабет, что она порой напоминает мне маму, в этом была своя правда. Однако, думая о ее одиночестве и мятежной юности, я поняла, что намного больше общего у нее с Райаном.

Пришел июль, и наш сад заиграл всеми цветами радуги. Элизабет говорила, что, когда солнечными днями они с бабулей сидят на террасе, попивая холодный чай, ей кажется, что она попала на полотно Моне, и яхты вдалеке, в безбрежных синих просторах, видятся причудливыми мазками кисти.

Я спросила, не хочет ли она покататься на катере Райана, но Элизабет ответила, что не решается выходить в море в одиночку. «Может, пригласишь друзей на выходные?» – спросила я. Элизабет отказалась и от этого: нет, она предпочтет остаться на суше и у телефона на случай, если вдруг срочно нам понадобится.

Бабуля за лето расписала, должно быть, сотню камней. Когда август подошел к концу и мне пора было возвращаться к учебе, мы решили устроить благотворительную распродажу: продавать раскрашенные камни по пять долларов за штуку, а выручку передать детской больнице в Галифаксе.

Я рассказала об этом знакомым и расклеила объявления на столбах, а накануне написала в «Кроникл геральд» – и на следующее утро во дворе у нас появился репортер с камерой. Райан пожарил хот-доги: их мы тоже продавали по доллару за штуку. В общей сложности выручили больше двух тысяч долларов.

Миновал День труда; лето подходило к концу. Мне не терпелось вернуться к учебе и друзьям; и все же жаль было оставлять бабулю, Райана и Элизабет. Это лето заставило меня понять, как хрупка наша жизнь, как драгоценна семья. И не оставляла тревога: какие перемены я найду в родном доме, когда вернусь?

Накануне отъезда мы устроили праздничный ужин из моих любимых блюд: стейки с морской солью, картофельный салат с горчицей и сельдереем, жареный красный перец и тушеная спаржа с маслом.

Бабушка приготовила картофельный салат – свое коронное блюдо, я – остальные овощи. Жарку мяса, как всегда, взял на себя Райан.

Позвали мы и Элизабет. Она пришла в неожиданно «цивильном» виде – в белом сарафане и бирюзовых босоножках без каблуков, совсем не похожих на обычные ее тяжелые ботинки. Я заметила, что ногти на ногах у нее покрыты бледно-розовым лаком.

Изменилась не только одежда – что-то еще в ней стало другим, хоть я и не могла понять что.

– Я принесла лаймовый пирог! – объявила она, появившсь в дверях.

Я невольно расплылась в улыбке.

– Вот здорово! Спасибо! Давай его сюда. Обожаю лаймовые пироги! Входи же, входи! Мы как раз закончили резать салат, а Райан на террасе жарит стейки и слушает регги. По-моему, ему там грустно и одиноко. Хочешь вина или пива?

– Спасибо, лучше просто холодный чай, – ответила Элизабет.

– Я тебе принесу.

Она поцеловала бабулю в щеку, взяла со стола веточку сельдерея и вышла во двор, к Райану. Сквозь стеклянную дверь я видела, как они тепло здороваются друг с другом.

Отнеся Элизабет и Райану холодный чай, я вернулась к бабуле: мы резали овощи и разговаривали о том о сем. Время от времени я бросала взгляд наружу. Райан и Элизабет о чем-то оживленно болтали: похоже, им вдвоем было очень весело. Хотела бы я превратиться в муху на заборе и узнать, о чем они говорят!

– Какая милая пара, – сказала вдруг бабуля.

Я с удивлением повернулась к ней:

– Верно. Ты тоже заметила?..

Сама я не решалась произнести это вслух, но к концу лета задумывалась об этом все чаще и чаще.

– И давно они женаты? – спросила бабушка.

Я замерла с ножом в руке. Медленно положила нож, повернулась к ней. Она рассеянно смотрела в окно.

– Ба, – осторожно начала я, – ты хорошо себя чувствуешь?

Бабуля медленно повернулась ко мне. Взгляд у нее был странный: она смотрела на меня, но словно не видела.

– Прекрасно, моя дорогая, – ответила она.

Ни разу за всю жизнь она не называла меня «моя дорогая»! По крайней мере, я такого не припомню.

Я взяла нож и продолжила резать перец, то и дело косясь на бабушку.

– А дети у них есть? – спросила она несколько минут спустя.

– У кого?

– У той пары во дворе.

У меня упало сердце, я сглотнула и выдавила:

– Нет, бабуля, нет детей.

– Какая жалость! Ну ничего, пока нет, значит, будут. Они оба такие милые!

– Да… очень милые, – пробормотала я, чувствуя, как к глазам подступают слезы.

Вечер стоял удивительно теплый для сентября, так что мы решили поужинать на террасе. Бабуля пришла в себя: теперь она помнила, кто такие Райан и Элизабет, говорила, как будет скучать по мне, когда я уеду, и о потере памяти свидетельствовало лишь то, что к концу ужина, запев «Желтую субмарину», она смогла вспомнить только несколько строчек.

– Совсем не помню, как там дальше, – проговорила она, выразительно постучав себя пальцем по виску. – Что ж, радуйтесь, что я пока не кладу в салат свои расписные камни!

Все мы рассмеялись. Радостно было видеть, что, несмотря ни на что, бабушка сохраняет мужество и даже чувство юмора. Ведь впереди нас ждала долгая-долгая зима, когда храбрость всем нам очень понадобится.

Вдруг мне показалось, что время несется со страшной скоростью. Захотелось воскликнуть: остановись, мгновение! Пожалуйста, не надо зимы! Пусть не заходит солнце и реки остановят свой бег – пусть все замрет, чтобы этот чудный летний вечер длился вечно!

Но я знала: это невозможно. Бег времени не остановить. Завтра я уеду, а когда вернусь, бабушка уже не будет прежней.

После ужина у Элизабет не завелась машина. Райан попробовал завести ее от аккумулятора своего джипа, однако мотор так и не заработал.

– Должно быть, проблема в генераторе, – сказал Райан. – Утром позвоню Джимми, пусть заедет и посмотрит.

– А кто такой Джимми? – спросила Элизабет.

– Лучший автомеханик в Честере, – ответил Райан, вытирая ладони о брюки.

– Было бы отлично, спасибо. Но как же мне сегодня добраться домой?

– Я тебя отвезу! – сказали мы хором.

Элизабет переводила взгляд с него на меня и обратно.

– Что ж, почему бы тебе не… – начал Райан.

– Если ты хочешь сам… – одновременно с ним заговорила я.

– Нет, нет. Посиди за рулем в последний раз – ведь следующие восемь месяцев ты будешь ездить только на метро!

Я вздохнула, подняв глаза к небу, затем повернулась к Элизабет:

– Подожди, только возьму сумку.

В доме бабуля смотрела телевизор.