Из коридора доносится цокот, а затем сбивчивое бормотание:

— Сюда, сюда!

В следующее мгновение в дверной проём, боком вперёд, вплывает зеркало в массивной золотой раме. Его несёт небольшой голем.

— Да, — произносит Нодана, снова привлекая внимание к себе. Она почти касается моего лица, вид у неё одухотворённый. — И от шеи отвлечёт, а у вас такая шея… Её обязательно нужно держать открытой, подчёркивать. Нашему королю очень повезло.

Это смотря с какой стороны посмотреть.

Краем глаза отслеживаю движение зеркал. Големы заносят их в гостиную, ставят полукругом. Нодана прищуривается, чуть сминает парчу на животе, сужая её, чтобы дать больше места чёрным вставкам с боков. Перекалывает немного. К тому времени големы заканчивают установку зеркал.

Нодана отступает, через прищур оглядывая меня, и судя по выражению лица, увиденное ей нравится:

— Хорошо получается. Строго, но величественно. У вас есть что подчёркивать. Надеюсь, королю понравится.

Ну Халэнн в женском виде Элору бы понравился, а я… это ещё под вопросом. Я поворачиваюсь к зеркалам. Они стоят так плотно друг к другу, что получается зеркальная стена. Я смотрю в них, и в каждом вижу драконессу с короткими для девушки серебряными волосами.

Драконессу. Не Халэнна.

А Халэнна нет.

Есть я, а Халэнна нет.

Его нет…

И я вижу, как мертвенная бледность разливается по этому женскому лицу.

Паника накрывает внезапно, с головой, пронизывает леденящим ужасом: Халэнна больше нет, я смотрю в зеркала и вижу себя, себя, не его, а его нет. Нет-нет-нет!

Мне снова кажется, что меня рвут на части. Почти как в кошмаре. Может, это кошмар, и я сейчас проснусь?

— А-а-а! — безумный страшный крик всё повышается, повышается, повышается!

Отшатывается перепуганная модистка, ныряет за рулоны ткани.

Зеркала трескаются, ломая искажённую драконессу, разлетаются сверкающими лезвиями.

— Нет! Нет! — кричу я, повторяю, а осколки мечутся, трясутся, хрустят, силой телекинеза бьются на всё более мелкие кусочки.

Ни в одном из них не отражается Халэнн, нет Халэнна! Он больше не смотрит на меня. Не улыбается одобрительно. Не встречает хмуро предстоящий тяжёлый день. Не смотрит устало, но сочувственно. Есть только я. В платье. Одна.

«Нет, нет, нет», — Я зажмуриваюсь, я закрываю лицо руками, я не хочу это видеть, не хочу чувствовать. В груди холодно. И болит. Словно нет сердца.

Не хочу слышать хруст зеркал, их вибрацию, то, как они ломаются. Не хочу видеть их холодный блеск, отражения.

Звуки доходят до меня, будто издалека.

— Я ничего не делала, я ничего ей не делала, — лепечет Нодана.

— Да видел я, что ты ничего не делала, уйди! — рыкает Элор совсем рядом.

Осколки скрипят и крошатся под его ногами. Тепло нагретого им воздуха с запахом корицы и раскалённого металла окутывает меня.

Не думать.

Не надо думать.

Не надо чувствовать.

Нельзя-нельзя-нельзя!

Надо соединить осколки. Когда что-то разрушаешь в порыве эмоций — надо потом склеить осколки. Потому что сам ты в этот момент тоже разбиваешься на осколки. И это хорошая практика, чтобы понять, увидеть всю опасность эмоций. Восстановить контроль.

Мне надо восстановить зеркала. Я просто должна это сделать.

Элор прижимает меня к себе и укутывает крыльями. Пока я думала, он опустился на колени и теперь меня держит. Горячий, сильный. Близкий и далёкий.

— Что случилось? — Он прижимается губами к моему виску. — Чем тебе помочь?

— Надо восстановить зеркала, — я пытаюсь вывернуться, но Элор только крепче меня прижимает, опаляет жаром смешанных запахов, и я цепляюсь за них, за этот жар, чтобы не думать о другом. — Ты не понимаешь: надо восстановить зеркала.

— Да в Бездну эти зеркала! — дёргается Элор, и вокруг взвивается пламя, мечется, рокочет бешеным зверем.

Но нет рывка, нет ощущения прохождения сквозь пространство. Мы всё ещё в моей гостиной, огонь полыхает вокруг. Наверняка и осколки переплавляет. Я приоткрываю глаза. Смотрю на рубашку на груди Элора, из-за света огня кажущуюся жёлто-оранжевой. Затем на его подбородок. На бледные губы.

Чуть высвободившись (Элор разжимает руки с неохотой), я заглядываю за его спину на окружающее нас пламя. Осколки зеркал переплавляются, растекаются блестящими лужицами.

Элор резко подхватывает меня на руки и проносит сквозь затухающий огонь в спальню. Идёт дальше — в гардеробную.

У меня от холода всё рвётся внутри: он уничтожил осколки, которые я должна была собрать, чтобы всё осознать и успокоиться!

Снова всё не так, как должно быть. Конечно, иногда я разрушенное не восстанавливала, но то были особые обстоятельства, а здесь сейчас… я должна была их собрать! Просто должна!

И эта маленькая проблема — она такая простая, такая понятная, такая не больная, что хочется в неё нырнуть. Невыносимо! Она вдруг раздувается до невероятных размеров. Становится такой важной.

— Надо было починить зеркала! — выпаливаю я, когда Элор опускает меня на меховые покрывала. — Надо…

Не думать о Халэнне!

— Зачем? — замирает Элор, а мех щекочет мои лопатки поверх слишком маленького выреза на спине, слишком человеческого, не рассчитанного на раскрытие крыльев и полёт на них. — Если тебя огорчают эти зеркала, пусть горят.

— Это практика! Необходимая практика! — бью кулаком ему в грудь, и мне становится чуть легче. — Неужели ты не понимаешь? — Стучу по крепким мышцам, захлёбываюсь словами. — Мне они нужны! Надо было соединить всё обратно, раз за разом склеивать! Пока не пойму! Пока не успокоюсь!

— Э… — Элор судорожно выдыхает от моего удара, но не отступает и не мешает. — Прости, не знал. Хочешь, я ещё зеркала принесу? Разобью сначала и принесу…

— Надо было те оставить!

— Хорошо, если в следующий раз ты что-нибудь побьёшь, я не стану трогать, обещаю.

Он говорит ровно, но это поверхностное спокойствие: голос выдаёт его страх. А я не знаю, как реагировать, как относиться к этому… согласию со всем? Осторожности? Попыткам меня понять и принять? Не знаю, прижаться ли мне к Элору крепче или отодвинуться дальше.

А кричать, хотя мне опять хочется кричать, тоже глупо, ненужно, нелепо.

Всё не так. Не то.

Раньше Элор говорил бы со мной иначе. Как его любимый секретарь я могла отшутиться, высмеять его поползновения, напомнить о служебных делах, развеять эту неловкость ответным домогательством, уйти.