— Крупная она уж больно, — с сожалением посетовал Касец. — При том же весе больше подвод на фураж надо будет, коли с собой брать. Нет, зерно да мука надежнее. Вот разве что фуражиров предупреждать.

— Тут тебе, первый десятник, виднее — ты человек военный, а я в молитвах всю жизнь провел. Но если картофель высушить и размолоть в муку, то очень даже сытный кисель можно приготовить. Да и для выпечки тоже можно использовать.

— Покуда свинские яблоки еще не в цене, мне стоит этим озаботиться, — задумчиво произнес хефе-каракол.

Спишет как закупку муки обыкновенной, зуб даю. Да даже два.

А костерить солдаты гарнизона будут не его, а меня.

И не только солдаты. В окрестностях заставы все теперь уверены, что я кормил их по тайным монастырским рецептам, а Трундналини-то и не знает. Конфуз приключиться может, если все решат, что царь (ну, почти) народ из озорства свиной едой кормить начал. Да и для популяризации картофеля в Ашшории будет очень полезно, если паломникам блюда из него будут подавать в почитаемой во всех окрестных государствах обители — можно будет слух пустить, что бульба просветлению способствует. Ох, предвижу я некоторые трудности. Труир вон винегрет с кислой мордой по тарелке гоняет, Зулик от картофельной запеканки тоже что-то не в восторге. А ведь солдаты — люди, закаленные походно-полевой кухней. Комендант — так точно, да и князь Тимариани в походах участвовал.

Это близ Долины Ста Благословений народ такое пищевое новшество воспримет нормально — шибко они близостью к нашей обители гордятся, а вот в масштабах всей страны могут быть проблемы.

Решено, надо брату-кормильцу писать.

— Мне тут в голову пришла еще пара рецептов, покуда готовили, — сообщил я. — Как бы их в монастырь переслать?

— Нет ничего проще, ваше… брат, — встрепенулся хефе-каракол, обрадованный возможности оторваться от салата. — Отпишитесь, кому там надобно, а я утром гонца и отправлю.

— Вот и славно. Пойду к себе, составлю эпистолу в спокойной обстановке.

Бумагу, чернила и бамбуковое стило я позаимствовал у хозяина постоялого двора.

В комнате, зажегши свечу и устроившись за столиком, я задумался ненадолго. Дело выходило деликатное, для продовольственной безопасности всей Ашшории важное, и донести всю значимость проблемы необходимо так, чтобы брат-кормилец ее осознал. Тут его с первых слов надо заинтересовать, так что обращение «Дорогой Трундналини» вряд ли подойдет — насторожит, скорее, что я его «дорогим» называю.

Поразмыслив еще немного, я макнул в чернила палку-писалку и вывел на листе следующее:

«Привет, Святая Кастрюлька.

Выручай. Уж не помню, в каком таком свитке я когда прочитал, как надобно готовить картошку, чтобы она не только для свиней была съедобна…»

Тут с кончика стило сорвалась капля и на листе образовалась шикарная клякса. Ругнувшись, я скомкал предыдущее послание, взял новый лист, собрался уже писать заново, и тут в голову мне пришла иная, гораздо более беспроигрышная идея.

«Привет тебе, брат Асмара».

Полюбовавшись пару мгновений своим ровным и красивым почерком, я хмыкнул и продолжил послание:

«Хочешь верь, а хочешь — нет, но едва мы добрались до Благословенной заставы, как я по нашему монастырю уже скучать начал. Не по твоей морде, конечно, а так, вообще. Хотя лично для тебя, вернее, для твоего кастелянского хозяйства есть у меня добрая новость.

Лет так несколько назад попался мне в монастырской библиотеке старинный свиток, где трактовалось о методах приготовления еды (такой, чтобы это было и сытно, и вкусно, и достижению просветленности способствовало) из картохи. От скуки я его прочитал да и забыл про это напрочь, а нынче, на постоялом дворе, увидал, что картошкой свиней кормят, да и вспомнились мне эти рецепты — научил я, в общем, местных. Они отчего-то решили, что это нашей монастырской кухни секрет, так я их разубеждать не стал. Свинское яблоко дешево, сам понимаешь, как на кормежке паломников сможешь сэкономить.

Правда, опасаюсь, Святая Кастрюлька, который привержен консервативным рецептам, этому воспротивится, ну да то не беда. Сам старый свиток ты вряд ли сыщешь — он уже тогда, когда я его читал, буквально в руках рассыпался, так что стоит эти рецепты чудотворно открыть заново. В библиотеке сейчас как раз инвентаризация идет, под это дело любой трактат „найти“ можно, если он будет выглядеть достаточно старым. Не мне тебя учить, как такое делать.

Лучше всего, чтобы свитки эти нашел брат Круврашпури — Трундналини тогда о подлоге вовек не догадается. Ну да что я тебя поучаю? Как все наилучшим образом устроить, ты сам догадаешься. В общем, посылаю тебе картофельные рецепты к вящей славе и экономии средств нашего монастыря.

Целую, царь».

Ну все, дело в шляпе. Асмара у нас такой домовитый домовой, что в скором обнаружении «Трактата о картошке» можно не сомневаться.

Накидав с дюжину рецептов, я сварганил из чистого листа конверт, подписал его: «Брату Асмаре лично в руки», накапал сверху воска со свечи и оттиснул на нем знак Солнца, вырезанный на верхушке моего посоха, — печати у меня пока нет.

Интересно, а Асмара не решит, что ему лично святой письмо прислал? Жаль, право слово, очень жаль, что в момент вручения я не буду видеть лица монастырского кастеляна…

Когда я спустился в общий зал, князей там уже не было, и только Труир и Касец сидели за кувшином вина. Тарелки у обоих выглядели подозрительно пустыми, а на коленях первого десятника развалился не менее подозрительно довольный жизнью котяра.

— Вот. — Я протянул хефе-караколу пакет. — Постарайтесь вручить без лишнего привлечения внимания. Приехал, мол, солдатик на богомолье — благо, монастырь как раз под боком, — заодно и письмецо с оказией передал.

— Так и сделаю, ва… брат. — Комендант крепости с удивлением рассматривал конверт. — Поразительно! Никогда не слыхал, чтобы письма пересылали так, не просто загнув углы к центру, но и обернув от случайной порчи. Надо будет для переписки тоже использовать.

Вот говорил же я тому ангелу смерти, или кто он, что спалюсь моментально!

— Это мое личное изобретение, — скромно ответил я. — Что ж, господа, не буду мешать вам.

— Мы счаст… — начал было Касец, поднимаясь (кот с недовольным мяуканьем свалился на пол), но я прервал его:

— Не велика радость — сидеть вместе со старым пнем и не сметь ему перечить. Пейте и отдыхайте. Я все равно на свежий воздух собирался.

Во дворе, на примеченной мною еще днем скамейке, обнаружился любующийся закатом Тумил. При моем появлении он тут же вскочил на ноги, явно выражая лютое желание услужить высочеству так, как оно только потребует, оправдать доверие и тому подобное.

— Сиди, — махнул я рукой, подошел к лавке и примостился на ней. — Чего скачешь-то? Лошадей здесь нет, стремян на мне тоже не имеется. Сиди себе спокойно.