

Надя

Сеня будит меня утром бесцеремонно — трясёт за плечо, но почему-то чудится, что до этого губы его касаются моей щеки. Невесомо, как бабочка, что воздушным шариком толкается внизу живота.

— Подъём! Иначе проспишь всё самое интересное!

Я сажусь на кровати, как медведь-шатун и не спешу открывать глаза. Наверное, выгляжу пугалом огородным. Как бы не пристало мальчикам видеть девочек в «разобранном виде», но мы на одной территории, поэтому прижимаю к груди одеяло, словно родное. Осторожненько открываю один глаз. Сеня деликатно отвёрнут.

— Проснулась? — а голос у него хриплый. Наверное, тоже недавно с постели встал.

— Ага, — подтягиваю одеяло ещё выше, но маневр мой пропал даром: Сеня уже на выходе из спальни.

— Тогда жду тебя на кухне.

Ну, ждёшь, значит подождёшь. Девочке нужен душ и у зеркала повертеться хоть несколько минут.

Я надела новое бирюзовое платье. Оно мне к лицу. Я не очень большая шмоточница, но есть вещи, которые сами падают в глаза. В таких случаях действует лишь решительное: «Берём!». Так случилось и с этим платьем. Я купила его с месяц назад, но случая надеть не подворачивалось: то погода не та, то обстоятельства. Для работы слишком яркое, на мой взгляд. На работе я люблю быть строгим синим чулком — никаких излишеств. И сама не отвлекаюсь, и мужчины на меня не пялятся. Но сегодня выходной, сегодня можно побыть яркой и привлекательной.

Я вошла в кухню, а Сеня привстал. Вдохнул, выдохнул, сел на место. Мне понравилась его реакция. Так-то, господин полденсер!

— Завтрак, — махнул он рукой в сторону плиты. У него что, зубы болят? Какой-то он неестественно напряжённый. Ну, завтрак так завтрак. Я пожалела, что платье надела. Как-то не подумала, что мне ещё и у плиты торчать придётся.

— Всё готово, — сказал Сеня почти нормальным голосом. — Будь добра, накрой на стол, если тебе нетрудно.

Без проблем. Аккуратно повязала полотенце вокруг талии. Овсянка, яйца, тосты, салат. Ставлю тарелки на стол, сажусь напротив и ковыряюсь в каше.

— Не любишь? — так не хочется его огорчать. Мужественно съедаю все три ложки, что в свою тарелку положила, и с удовольствием хрущу салатиком. Капуста, огурцы — это моё.

— Не очень, — признаюсь честно. — Но понимаю собственную дремучесть и полезность такого питания. И в обед, наверное, я бы съела охотнее и больше. Но по утрам я сплю долго, поэтому почти никогда не завтракаю, так что мне банально не лезет. А вот кофе выпью.

Ну а что? Имею я право покапризничать?..

Сеня

Наблюдать за Надей — чистое удовольствие. Мы едем в машине, и она радуется всему, что видит.

— Можно? — спрашивает, протягивая руку к радио.

Можно, ей можно всё. Я киваю и наблюдаю искоса, как она азартно ловит волну, прислушивается к тарахтению диктора, качает головой и наконец-то находит музыку, которая ей нравится. А затем легко притоптывает ногой в такт и улыбается.

— Мы сейчас в магазин и аптеку, — рассказываю ближайшие планы. — Нам нужно кое-что купить, а затем навестим Даньку.

Я делаю покупки, сверяясь со списком.

— Ой, сколько всего нужно, — тревожится Надя, поглядывая на ценники. — Я бы поучаствовала, — достаёт кошелёк.

— В следующий раз — обязательно, — отбираю у неё портмоне и прячу ей в сумочку. — Не спорь.

Но она сопротивляется, пыхтит, и мой властный тон ей не указ, однако я умею быть и убедительным, и непреклонным. А ещё нравится, как Надя злится, возмущённо поджимает губы. Искренне у неё получается, ненаигранно.

К Даньке вваливаемся, увешанные пакетами. Встречают нас хорошо.

— Иди ко мне, мой пончик, — Надя протягивает к Даньке руки, а он плачет, захлёбывается слезами. Ревёт во всю мощь лёгких. Обиженно так, словно мы предатели.

— Сень, он, кажется, похудел, — у Нади и голос огорчённый, и лицо расстроенное. Она прижимает к себе малыша и пытается успокоить его. — Сейчас, мой хороший. Я тебе песенку спою, бутылочку дам. А ты будешь хорошим мальчиком, перестанешь плакать.

Данька всхлипывает горестно. Я не курю, но именно сейчас хочется срочно выйти и закурить. Чтобы не видеть эти ручонки на Надиной шее, эти мокрые реснички. Не слышать, как он плачет.

— Беспокойный, — качает головой нянечка, — кричит, плакса, ест плохо.

Я чуть на месте не подскочил. Это наш Данька беспокойный? Да он же спит — из пушки не разбудишь, и ел всегда хорошо, и улыбался, как солнышко.

— Я хочу его украсть, — говорю, как только мы выбираемся на улицу. Данька, успокоившись и наевшись, разметался на Надиных руках. Она ни за что не хочет его отдавать ни мне, ни кому другому. — Сил нет на всё это смотреть. Какой стресс для ребёнка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Надя пробует губами Данькин лобик, гладит по щёчке ладонью.

— Жаль, что украсть нельзя, — неприятности будут большие. Надо терпеть. Рано или поздно всё решится, Сеня.

Очень хочется верить, но я старше и не так радужно настроен, как она.

Мы уходим, как преступники, пока Данька спит. Настроение — хуже некуда, но мне хочется оставить хоть какой-то радостный след от сегодняшнего дня.

— Любишь сюрпризы? — спрашиваю, поглядывая на притихшую Надюшку.

— Кто ж их не любит? — слабо улыбается она, и я жму на газ и не отвечаю на вопросы. Я Сфинкс. Каменное изваяние. Из меня лишнего слова не вытянешь.

Я придумал это ещё вчера, когда она откровенничала за столом поздно вечером. Решил — пусть будет так.

— Что это? — спрашивает Надя, и нос у неё смешно дёргается, словно она нюхает воздух.

— Пойдём, узнаешь, — тяну её за руку.

— Приют для животных! — ахает Надя, когда мы подходим поближе к зданию. Я останавливаюсь на пороге и заглядываю ей в глаза. Не голубые и не зелёные — что-то среднее, очень изменчивое. Я бы, наверное, завис надолго, но Надя хлопает ресницами, смотрит на меня вопросительно и ждёт.

— Кот или собака? — спрашиваю деловито. Она меняется в лице, растеряна до слёз.