Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кровь — ключ! — крикнул мне Рэндольф, или то, что заняло его тело в этом моём кошмаре. — Ключ от Эдинбурга!
Я, наконец, смогла вздохнуть. Лес исчез. Солнце светило мне в лицо и щекотало нос. Пахло лекарствами и спиртом. Я лежала, а рядом ритмично пищал какой-то прибор. Пошевелила рукой, что-то неприятно кололо в сгибе локтя.
«Капельница», — поняла я и открыла глаза. Над головой моей был белый больничный потолок.
Весенний бал вышел на редкость насыщенным и закончился больницей.
Хорошо, если не для душевнобольных.
— Конечно, мы все очень испугались. Сначала никто не понял, что произошло. Любовались себе салютом, а потом один снаряд вдруг сменил траекторию и полетел прямиком к дворцу. Нет, паники не было. Всё произошло в считанные секунды, да и заряд летел в галерею. Наоборот, все мы с замиранием сердца ждали, что же это придумали пиротехники?
Я хмыкнула. Да уж. Придумщики.
Лиззи пришла ко мне полчаса назад и без умолку болтала, периодически заботливо подтыкая под меня тонкое одеяло. Полагаю, моя безразмерная больничная рубаха порядком её напугала.
Правильно, этот ужас лучше прикрыть.
— И только потом, когда стекла взорвались, и обвалилась стена, все мы поняли — вряд ли происходящее было запланировано.
— Хорошо, что ты не пострадала, — покачала я головой.
— Не могу с тобой не согласиться, — подруга сжала мою руку. — А вот то, что пострадала ты, очень огорчает.
Я печально вздохнула. Из слов Лиззи выходило, что в момент взрыва в галерее я была одна. И только я одна стала жертвой чужой халатности. За мгновение до, Юрия вызвал отец, и он вынужден был оставить меня одну. Конечно, праздник сразу же закончился. Такой форс-мажор. Император лично руководил моим спасением, по слухам, его даже видели у машины скорой помощи, в которую меня грузили медики и господин Холд. И Александр рвал и метал.
Юрий же, по всей вероятности, был занят непосредственно пиротехниками и их проколом. Его в тот вечер больше никто не видел.
«Почему император скрыл ранение сына? — я потерла виски. — Почему Лиззи ничего не сказала о Никки? Он мне привиделся? Может быть, истекающий кровью наследник тоже плод моего больного воображения?»
— Ты устала, я, наверное, пойду? — тихо сказала Элизабет.
— Нет-нет, сиди! Я схожу с ума от скуки и отсутствия новостей! Врач мне и телевизор запретил! — пожаловалась я и добавила. — Я даже на сериалы уже согласная.
— Беспредел, — протянула Лиззи и захохотала.
Я легонько стукнула её по плечу и спросила:
— Лучше скажи, когда меня выпишут? Врачи в голос ссылаются на господина Холда и его таинственные распоряжения. Настолько таинственные, что после моего вопроса у каждого медицинского работника тут же обнаруживается неотложное дело.
— А что ты хотела, ты живое свидетельство позора имперской службы безопасности. Можно сказать, бельмо на глазу. Безопасники требовали везти тебя в императорский лазарет, это отец, как твой опекун, настоял на военном госпитале.
— Уверена, там бы меня никто не игнорировал, — невесело улыбнулась я и вернула рукав рубашки обратно на плечо.
Вот это вырез. Такому и госпожа Кэтрин могла бы позавидовать.
— Разумеется, — подтвердила подруга, — допросы начались бы сразу, как только ты открыла бы глаза.
— Но пять дней в полной изоляции не прибавляют хорошего настроения, знаешь ли.
Хорошо, окна палаты выходили на улицу. Единственным моим развлечением было наблюдать за чужими жизнями за стеклом.
Что называется, почувствуй себя рыбкой в аквариуме.
Рыбки, оказывается, многое видят.
К примеру, видят они темные машины без номеров, подъезжающих к закрытому на ночь госпиталю. Видят, как выгружают из этих машин носилки с мертвецами, тела которых с головой покрыты темными покрывалами. И когда покрывало спадает от неудачного движения санитаров, видят, что погибшие эти в белой одежде.
— Я не могла прийти раньше, к тебе не пускали, — вздохнула она.
И это было странно. Не считая парочки синяков и ушибов, не было у меня никаких серьезных повреждений.
Я вспомнила звон разбитого стекла, перепачканные красным осколки, разорванный мундир Юрия, белую пыль, мукой осевшую на кровь. Никки был там! Иначе вряд ли я бы отделалась парой царапин.
— Скажи, Никки в столице? — равнодушно спросила я, внутренне натягиваясь струной.
— Никки? — удивилась Элизабет. — Он уехал в Южный в день бала. Полагаю, сейчас он в поместье. А почему ты спрашиваешь?
— Просто вспомнила, — я пожала плечами.
Дверь в мою палату открылась. На пороге стоял улыбчивый медик, с ним был господин Холд, чему я несказанно обрадовалась. Есть шанс, что меня, наконец, отпустят.
Подтянула одеяло на грудь. Поздоровалась.
— А у меня для вас чудесный сюрприз, — сказал Холд, поздоровавшись в ответ, и отошел в сторону, пропуская вперед еще одного посетителя.
Это был молодой мужчина, судя по форме, курсант военной академии. Высокий, статный, светловолосый, очень красивый и такой синеглазый, что я невольно вспомнила о драгоценных сапфирах в колье Элизабет.
Он улыбнулся, на щеках его показались ямочки, и сердце моё заныло от радости узнавания и печали, что изменения в его облике прошли мимо меня.
— Ральф, — охнула я, откинула одеяло и босиком побежала к нему. Обхватила его руками, щекой прижалась к груди, не обращая внимания на царапающие кожу пуговицы серого кителя.
— Привет, сестренка, — поздоровался со мной брат и крепко обнял, нежно целуя в макушку.
— Я так скучала.
— И я. Очень скучал, — сказал Ральф, еще сильнее сжимая меня в объятиях.
— Как мама, папа, как Рэн? — зачастила я.
Ральф тяжело вздохнул, собираясь ответить. Меня затрясло от неконтролируемого страха перед его словами.
А что, если Рэна больше нет? Что, если мои видения не лгали?
— Мама всё так же. Болеет, — начал Ральф, но его прервали.
— Так-так-так, юная госпожа, что же это вы босиком? Простудитесь! Или вам так понравилось в нашей больнице, что вы решили задержаться еще? — пожурил меня доктор.
Ральф рассмеялся, отпустил меня, а потом нахмурился, заметив мой наряд. В несколько секунд расстегнул форменный пиджак, чтобы, по всей видимости, отдать его мне.
Элизабет подошла к нам и подала мне белые больничные тапки.
— Спасибо, — кивнула я, кинув их себе под ноги, радуясь этой отсрочке.
Всё хорошо. Наверняка Рэн остался в крепости. Кто-то ведь должен следить за Лесом! Да и служба в армии никогда не привлекала его, в отличие от брата.