— Насильно угнали вместе с ребенком? — скептически сморщился первый следователь. Потом брезгливо глянул на платок собеседника. — А кровь откуда? Ушибся, что ли?

— Вы не думайте, товарищ начальник… Я просто припугнуть ее хотел! Сколько можно юлить? Прикрикнул, стукнул кулаком по столу, а она с перепугу подскочила да об лампу стукнулась. Сама. Я осерчал, прогнал. Но вы не думайте, подпись она в следующий раз поставит как миленькая. Вы же видите, почти раскололась уже, вражина!

— Как же вы мне все осточертели! — в сердцах буркнул «начальник» и скрылся в своем кабинете, закрыв дверь.

Сеня с несчастным видом огляделся, развел руками, показывая Морскому, мол, хотел как лучше, а тут вот как вышло. Морской пожал плечами и со вздохом меланхолично постучал носком ботинка по охраняемому ведру.

Да, да, вместо планируемой борьбы за безопасность дочери Морской занимался полной ерундой: сидел в коридоре Дзержинского отделения милиции и следил за сохранностью возвращенного семье имущества. За четверть часа до этого, точно к назначенному времени, Морской с Двойрой явились в отделение. Пожилой, но на удивление подвижный для своих лет и полноватой комплекции следователь, представившийся по-граждански Опанасом Владимировичем, ждал их прямо в коридоре. Держался на удивление доброжелательно, хотя и несколько суетливо. Доверительно посетовал на загруженность и отсутствие кадров, но тут же заверил, что, разумеется, с учетом фронтовых заслуг Двойры, дело ее дочери начальство передало в лучшие руки и велело рассмотреть в первую очередь.

— Проведена серьезная оперативная работа, сделано все возможное, — вещал Опанас Владимирович с явной гордостью. — Результат — налицо: у злоумышленников, укравших с места преступления три ведра — одно принадлежало жертве покушения, а два других ее брату, — незаконно нажитое добро изъято и вот — «получите-распишитесь» — возвращено владельцам. Большего в условиях окружающего безумия требовать не рекомендуется!

Услышав, что Двойра не собирается спускать дело на тормозах и уверена, что надо установить личность стрелявшего, радушный следователь заметно помрачнел и слушал доводы визитеров с явным недовольством.

— То есть вы считаете, что стрелок может вернуться, дабы завершить неудавшееся с первого раза убийство? — с насмешкой перебил он в какой-то момент. — Вариант, что выстрел был простым хулиганством, не допускаете? То-то! Я тоже допускаю. Что значит «все равно надо найти, чтобы такое хулиганство не повторилось на других людях»? Послушайте! Даже с вашими фронтовыми заслугами подобная наглость, мягко говоря, неуместна… — сопротивлялся он, но Двойра оставалась непреклонна.

— Что ж, — осознав, что легкой победы не одержать, Опанас Владимирович суетливо огляделся и, пробормотав себе под нос: — Там занято, тут занято… где бы поговорить? — внезапно поднял указательный палец вверх: — О! Глеб Викторович-то обычной оперативной работой сейчас занимается, значит, в его кабинете и поговорим, — потом глянул на Морского сочувственно и извиняющимся тоном добавил: — Наедине, если можно. Пройдемте, гражданка Дубецкая, за мной!

Что было делать? Морской остался сидеть в обнимку со злополучными ведрами. Не сдавать же их обратно в каморку к техничке? Визиту Опанаса Владимировича, потребовавшего оставленные утром вещдоки из хозяйственного пользования немедленно изъять и выдать законным владельцам, сия гражданка категорически не обрадовалась и наверняка отказалась бы разговаривать о ведрах снова.

— Товарищ Морской! — вдруг раздалось от кабинета, в котором скрылась Двойра. — Что же вы сразу не представились? — Опанас Владимирович вытянул навстречу Морскому обе руки с таким видом, будто встреча только начиналась. — Если бы сразу сообщили, что вы из газеты, да еще и личный помощник нашего дорогого Алексея Николаевича Толстого, то мне бы, разумеется, и в голову не пришло держать вас в коридоре! — Морскому все это порядком надоело, потому ответной радости на его лице следователь не прочел. И тут же сменил риторику: — Я не знал, что вы — отец пострадавшей. Раз так, то, конечно, не имею никакого права отстранять вас от разговора. Проходите!

Морской остановился на пороге, заранее понимая, что добиться чего-либо толкового не удастся. Прикидывая в голове всевозможные варианты — от пойти с претензией прямиком к начальнику угрозыска до плюнуть, списать происшедшее на несчастный случай и убедить Двойру, что никакая опасность Ларочке больше не грозит, — он нелепо топтался на пороге.

— Морской, ты только послушай, что говорит этот человек! — Двойра, похоже, была настроена воинственно. — Что значит нет смысла возбуждать дело? А если завтра в вашу дочь начнут стрелять средь бела дня, вы тоже скажете, что это обычное хулиганство?

— Если это будет хулиганством, то так и скажу! — стоял на своем Опанас Владимирович. — Я уверен, вы можете меня понять! — обратился он к Морскому. — Вот посмотрите сами, — он достал из портфеля бумаги. — Протокол осмотра места, показания очевидцев, результаты экспертизы с анализом гильзы. — Морской подошел к столу, и следователь инстинктивно прикрыл бумаги, словно не ожидал, что его предложение посмотреть их будет воспринято так буквально. — Вы там все равно ничего не поймете! — мягко объяснил он. — Поверьте, установить личность нападавшего в данном случае совершенно невозможно. Нет улик, способных навести на личность. Да, стреляли. Но никаких угроз при этом произнесено не было. Стрелок затаился в кустах сразу за последней ступенькой лестницы. По следам видно, что он пробирался наверх по бурелому довольно долго. Может, какой-то сумасшедший, который спал в посадке, проснулся, ломанулся наверх, увидел людей, испугался и открыл пальбу…

— Пальбу из одного выстрела? — наметанным взглядом Морской все же успел выхватить информацию с одной из бумаг. — И, судя по пуле и гильзе, стрелял кто-то из наших…

— Да! — разгорячился следователь. — Но находившиеся на месте происшествия красноармейцы вне подозрений — они были на виду и сразу кинулись оказывать помощь пострадавшей. Я что, по-вашему, должен расследовать все случаи пропажи оружия в Харькове?

— Я полагал, что их и так расследуют, — искренне изумился Морской.

— Расследуют, разумеется, — поспешил исправиться следователь. — Но ничего полезного для нашего дела эти расследования не выявляли. Не вынимайте из меня душу! — почти взмолился он, краснея под прицелом двух пар требовательных глаз. — Ваше право настаивать на справедливости, но лучше просто заберите заявление и забудьте все это как дурной сон.

Боковым зрением Морской отметил, что в дверном проеме выросла чья-то фигура, но оборачиваться не стал, стараясь рассмотреть как можно больше в разложенных по столу бумагах, старательно прикрываемых ладонями и локтями Опанаса Владимировича.

— Поймите, Родина переживает нелегкие часы, и у нас попросту некому сейчас поручить такое несущественное расследование, — гнул свое следователь. — У нас разгул бандитизма, удручающая картина со спекулянтами на базарах, еще и проверку населения на нас сейчас возложили. Не знаю ни одного следователя, кто согласился бы взяться за ваше дело!

— Я возьмусь, чего там! — внезапно раздалось от двери.