— Извините, подождите, я случайно сорвалась! — она остановила старика и попыталась улыбнуться. Оказалось, бойцы из третьей палаты выпросили, наконец, у врача разрешение на вечерние чтения и послали за Светой гонца. Это было хорошо. Света, сама себя назначившая исполняющей обязанности заведующей больничной библиотекой, давно хотела приносить пользу лежачим больным, которым запрещено напрягать зрение. Дело было лишь за их инициативой — и вот, они ее проявили. Правда, из 20 книг, оставшихся в библиотеке после эвакуации основного фонда и варварского поведения оккупантов, 16 были сейчас на руках у читателей, но и оставшиеся четыре могли прийтись бойцам по нраву. Света кинулась в ординаторскую за книжками, на ходу жалея, что до сих пор не додавила администрацию, и та так и не договорилась о поставке в больничную библиотеку журнальных новинок: в Харькове уже издавались два новых журнала, и, конечно, в первую очередь их должны были бы раздавать по госпиталям.

— Светик, как хорошо, что вы пришли! Сразу светлее стало! — поприветствовал Павел с ближайшей койки, как только она вошла в палату. Света затаила дыхание и постаралась не выдать отчаяния. С Павлом ее связывали узы давней дружбы. Сейчас, когда он стремительно терял зрение и находился в двух шагах от вечной темноты, ей было так больно за него, что каждый раз она боялась произнести при нем лишнее слово: липовую бодрость он бы раскусил, а жалость могла его ранить.

— Как поступим? — спросила Света у всех. — Можно читать в столовой, но туда не все смогут добраться. Можно в разных палатах по очереди, как по утрам газеты.

— Тут! Там! Дайте поспать! Говорите громче, у меня контузия! — заголосили все одновременно.

Эту странную сверхурочную нагрузку — проводить культурные мероприятия с пациентами — Света с момента освобождения города от врагов придумала себе сама. Вообще-то она числилась в больнице санитаркой, добросовестно отрабатывала все смены и оплату получала только за основную часть работы, но, в конце концов, довоенная специальность и опыт работы библиотекарем, конечно, требовали применения. Света планировала вот-вот пополнить библиотечный фонд (она даже знала как, но это пока было большим секретом), вот-вот собиралась начать организацию концертов самодеятельности силами бойцов, вот-вот расширить работу библиотеки и практику утреннего чтения газет вслух также и на стационар психоневрологического отделения. А потом планировала пойти дальше: поругаться с театральными коллективами и агитбригадами. Что за несправедливость? Почему в госпиталях в центре Харькова они выступают, а сюда, в Сабурку, не приезжали ни разу?

В общем, планов было громадье, и к моменту реэвакуации основных сил Института неврологии Света собиралась передать настоящему штатному библиотекарю отлаженную, разветвленную сеть, имеющую опыт культурных мероприятий и вообще обладающую всеми признаками современной советской библиотеки. Света даже уже списалась с библиотекарем эвакуированного института — своей тезкой Светланой Жорницкой, принятой на работу уже в Тюмени. Та оказалась прекрасным человеком. Писала, что приняла библиотеку всего с 50-ю книгами, но уже расширила фонд в два раза за счет пожертвований из личных библиотек эвакуированных ученых. Научных трудов и у Светы в фонде хватало — шутка ли, библиотека при Сабурке существует с 1869 года! В специализированной медицинской литературе Света совершенно не разбиралась, хоть и спасала книги во время оккупации, как могла. Но научные труды научными трудами, а читать-то больным что? Света, разумеется, не собиралась оставлять этот вопрос без ответа.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо вам! — Для пробных чтений она выбрала томик фронтовой поэзии. Что-то читала сама, что-то поручала прочесть имеющим возможность читать больным. Выяснилось, что половину стихотворений тут знают наизусть, и, собственно, сама книжка не очень-то и требовалась.

Первый читальный час, хоть и был организован совершенно спонтанно, все же прошел очень хорошо. Даже дежурный врач, хоть и бурчал, мол, волновать больных не положено, но все же отнесся с пониманием и даже сам прочел по памяти несколько стихотворений.

Возвращаясь в свой флигель, Света должна была бы радоваться, но проведенное мероприятие, помимо прочего, прибавило также и усталости. К тому же воспоминания о недавнем происшествии никак не покидали. Вот если бы Коля был рядом, Света, конечно, ничего бы вообще не боялась. Был бы рядом или хотя бы просто написал…

Она громко шмыгнула носом и ощутила, как едкие колючие слезы снова жгут щеки. Почему он не пишет? Ведь Света специально ездила в центральное адресное бюро проверить данные о новом месте проживания. И даже на свою бывшую районную почту ходила оставить новый адрес. Конечно, следовало подойти непосредственно к почтальонше, но с ней у Светы сложились не слишком хорошие отношения еще в начале войны, потому лучше было ограничиться визитом к заведующей…

Вдруг сердце ее бешено заколотилось. Она еще не до конца поняла, что именно видит, но уже ощутила, как земля уходит из-под ног. Возле флигеля, едва освещенные падающим из окна слабым светом, стояли трое. Три хорошо знакомых Свете человека. Они прощались. Грузная величавая женщина, опирающаяся на палку, и высокий не в меру худой и суетливый джентльмен (именовать Морского иначе у Светы никогда не получалось) уже уходили. Из троих возле флигеля оставался один. Как и прежде, огромный, как и прежде, лохматый, растерявший вдруг все свое прославленное нахальство и неуверенно топчущийся сейчас у двери.

— Ты… Ты? Ты! — закричала Света и кинулась к мужу. — Пойдем скорее в дом… Мама с Вовкой… Люблю…

— Еле нашел, спасибо Морским… Мама с Вовкой?.. Исхудала-то как!.. Любимая…

Целую вечность они стояли обнявшись, бормотали какие-то бессвязные слова и, кажется, оба боялись пошевелиться. В какой-то миг Свете даже показалось, что все это снова сон. Но нет: во сне Колина щетина не была такой колючей, пальцы не были такими горячими и, кстати, седых волос и этого страшного шрама на лбу у мужа в Светиных снах тоже не было.

— Пустяк! — отмахнулся Коля, увидев испуг же-ны. — Немного повредил голову, и все. Чревато провалами в памяти и не слишком хорошей работой мозга. Но ты же знаешь, я и раньше особым умом не отличался, — он, как и прежде, все время пытался шутить.

— Все неправильно, — промурчала Света, улыбаясь. — Я столько раз представляла, как ты приедешь. Я строго спрошу, почему ты так долго не писал, а потом не выдержу, обниму и расплачусь. А тут все наоборот. И спросить забыла, и на шею кинулась сразу, и плакать начала заблаговременно.

— Я тоже — хорош, — поддакивал Коля. — Принес вам подарочки, да все забыл на Плетневском в нашем старом доме. Я ведь там вас искал… Нет-нет, не утащат. Я дверь укрепил, окно забил. Там все