в голову, а попал в лапы. Как так получилось? Хоть и стрелял с левой руки, но в упор промахнуться было практически невозможно. Топтун закрыл голову конечностями, а когда пистолет сухо щёлкнул, осторожно убрал свои грабли и ехидно посмотрел на меня, растягивая пасть в оскале. В этот момент готов был поклясться, что заражённый насмехается надо мной.

Я сплюнул на бок, отбросил пистолет в сторону и матерно выругался, крутнув кистью тесак. Это словно бы послужило катализатором для всего, произошедшего дальше.

Топтун напружинил нижние конечности и совершил просто экстраординарный прыжок, перемахивая весь лестничный пролёт единым махом.

В отличие от первого топтуна, этот не стремился сразу вцепиться в меня зубами, а замахнулся перевитой мышцам когтистой лапой, чтобы достать до комиссарского тела. Но я не сошел с ума, чтобы подставляться под такую сокрушительную плюху, поэтому принял в бок, однако тварь настолько быстро двигалась, что я банально не успевал завершить свой манёвр. Длинная обезьянья когтистая грабля всё равно грозила меня зацепить. Выставил блок и замахнулся тесаком.

Сокрушительный удар отпросил меня на ступени следующего лестничного пролёта, но я успел ударить первым. Клинок глубоко погрузился в шею твари. На мгновение свет в моих глазах померк, а когда я снова пришел в себя, оказалось, что тесак вошел в плоть заражённого недостаточно глубоко, о чём мне сообщило злобное, недовольное урчание. Проморгавшись, увидел, как топтун выдернул из шеи тесак и, поднапрягшись, переломил толстое грубое лезвие пополам.

Мне удалось подняться на ноги, когда по плитам пола звякнул металл обломков моего оружия. На разгрузке всё ещё висел нож, но против такого зверя короткий клинок не пляшет. Если только не совершить тактическую хитрость и не зарезаться. В голове стучала мысль про хитрость, но никак не получалось её ухватить. Я продолжал пятиться, а заражённый несколько раз цокнул копытами и снова изготовился к прыжку.

А что если… Топтун вновь сиганул, да так, что превзошел свой первый прыжок. Я, накачанный адреналином по самые брови, также не стал ничего выдумывать нового и отступил вбок. Но в этот раз условия отличались кардинально. Выбитое окно на площадке закрывал лист фанеры, в который мутант и впечатался со всей инерцией двухсоткиллограмовой массы. Естественно, что тонкий лист фанеры разлетелся на миллион мелких щепок, а туша топтуна вылетела в окно. Но не полностью. Получилось что голова, плечевой пояс и грудь уже оказались снаружи. Я с садисткой радостью, впечатал тяжёлый ботинок в ещё не заросший костяной бронёй зад мутанта, а когда это не возымело действия, упёрся в перила спиной и вытолкал его в окно.

Тело сорвалось, но я даже не успел перевести дух, как в следующее мгновение в раму с хрустом вцепились когтистые пальцы. Не упал! Волна ярости захлестнула моё сознание кровавой волной, а через мгновение, обнаружил себя с ножом в руке, кромсающим пальцы на уродливой лапе. Ещё секунда, и пальцы разжались, но и в этот раз не получилось выдохнуть. Вторая свободная лапа успела полоснуть по моей ноге, распуская когтями грубый кирзовый сапог на лоскуты. Ногу обожгло болью.

Я не был так самонадеян, чтобы счесть, что после падения со второго этажа тварь издохнет, поэтому прыгнул следом. В порванном сапоге влажно хлюпнуло. Сгруппировался, перекатился, погасив инерцию, и тут же столкнулся взглядами с заражённым.

Все мало-мальски развитые существа буквально помешаны на глазах. Павлины отращивают на своих хвостах длинные, яркие перья с изображением глаз, гипнотизируя ими своих самок перед спариванием. Бабочки на крылышках тоже носят глаза, тем самым отпугивая хищных птиц. При встрече с представителями своего вида мы в первую очередь также обращаем внимание на глаза. Органы зрения вообще первое, что вычленяет наш мозг. Потому что глаза представителей других видов могут сообщить массу информации об опасности. Например, о том, собирается ли это существо нападать или, наоборот, тебя боится. Ну, а за глазами представителей и представительниц своего вида имеет смысл наблюдать, чтобы не пропустить тот приятный момент, когда уже пора спариваться.

Буркалы заражённого ничем не напоминали глаза готовой к сексу женщины. Они вообще на человеческие уже не были похожи. Топтун выглядел отвратительно. Толстый сизый язык вывалился, в последнем оскале мощные треугольные зубы декорировали рядами сталактитов и сталагмитов пещеру огромной пасти. Затылок его был разворочен несколькими попаданиями. Однако радости от созерцания дохлого топтуна было немного. Потому что это был не тот монстр! Своего недобитка я обнаружил в десятке шагов от себя. Оглушённая тварь пыталась перевернуться и ей это почти удалось.

Нет. Так дело не пойдёт. Не для того я тебя уронил из окна, чтобы дать очухаться. Хромая и хлюпая сапогом, добежал до начавшего подниматься на четвереньки чудовища и вбил нож ему в споровый мешок по самую рукоятку. Это слабое место всех зараженных, этот чужеродный нарост крайне уязвим. Только у самых развитых тварей споровый мешок прикрыт костяным «перевернутым балконом», но доступ снизу к нему всегда остается. Зачем? Почему? В этот момент я не думал над хитрыми вывертами чужой биологии и эволюции, а просто нанёс несколько сильных ударов для верности в самую уязвимую точку. Слишком уж заражённые живучие. Даже когда топтун затих, я не сразу поверил, что успокоил его навсегда. Внезапно пришло осознание, что самые громкие звуки на тихой улице — моё тяжёлое дыхание и бьющее там-тамами сердце.

Огляделся и заметил крёстную на крыше с моим карабином. Мамба жестами показала мне на противоположный дом. Не крикнула, не привлекла моё внимание иным способом, из всех доступных средств коммуникации выбрав самый бесшумный. Напрягло ли это меня? О, да. Пожалуй, даже больше, чем если бы на меня нёсся ещё один топтун. Но топтуны на сегодня закончились. Первого убила Мамба, пока стая заражённых ломала дверь в подъезд. Второго завалил на лестничной клетке я, а третий вот он. Но эти мысли я уже додумывал, с хлюпаньем ковыляя обратно в раскуроченную парадная. Как же плохо без связи! Даже хуже чем без бронежилета и шлема! Об ушедших на дно средствах индивидуальной защиты я вспомнил почти с теплотой.

Глава 30

Будь они при мне, можно было бы увереннее действовать со всеми заражёнными, развитием не переросшими лотерейщика, да и против топтунов я бы чувствовал себя куда как уверенней. Ни броник, ни шлем мне и раньше особых неудобств не доставляли, а с возросшей силой и выносливостью кваза так и вовсе будут чем-то вроде второй кожи. В подъезде поднялся до второго этажа и наложил себе жгут чуть пониже колена на раненую ногу. Замотал распоротую голень индивидуальным перевязочным пакетом. По крепко вколоченным на Северном флоте рефлексам носил всё это добро в специальном кармане разгрузки. Не дураки эти кармашки предусмотрели. Ох, не дураки…

Рана выглядела скверно, но тут, в Улье, и не такое заживает. Тут даже если ногу или руку теряют, достаточно просто залечь где-нибудь с достаточным количеством живуна и калорийной еды. Само отрастёт, но лучше, конечно, к знахарю обратиться, а если у него ещё есть специализированный дар вроде того, которым обладает Брусника, так это вообще прекрасно.

Пока скакал и дрался с топтунами, сапог наполнился горячей кровью полностью. Я буднично её вылил через перила на первый этаж, а голенище сапога перемотал куском алюминиевой проволоки на манер лаптя, предварительно пропустив её под подошвой у каблука. Всё лучше, чем рассекать босиком. После тесного знакомства с двумя топтунами тело напоминало один сплошной синяк, а новенькая форма в расцветке «городской камуфляж» походила на тряпку, которую стыдно использовать в качестве половой в приличном доме. Больше всего сейчас мне хотелось сесть на ступеньке, закурить и подремать минут двадцать, но ограничился тем, что хлебнул живуна на коньяке и коле. Не так чтобы и отвратительно, но нужно попробовать разбавлять живун «Байкалом». Кола — хорошо, а вкус детства — он такой. Взбодрив себя таким образом, начал двигаться. Пока я отыскал и перезарядил свой «Сталкер», через разбитое окно донесся характерный тяжёлый цокот копыт.

Вот и рубер пожаловал. Я искренне надеялся, что Монтану он не догнал, потому как мне самому с подлым бригадиром очень хотелось потолковать по душам. Я могу понять и даже простить бегство перед лицом опасности — не всем дано