августа, уступки были видоизменены. Западная Галиция уступалась только в обмен на Тироль, Истрию и Далмацию. Была подчеркнута также важность выяснения намерений России. Невозможно установить, кем были инициированы эти изменения – Меттернихом, другими советниками или самим Францем. Во всяком случае, хотя они и отличались от известных рекомендаций Меттерниха, они отнюдь не противоречили им. Возможно, их добавили потому, что Меттерних желал показать Шампаньи более жесткий документ, чтобы продемонстрировать твердость австрийской стороны.

Среди докладов Меттерниха кайзеру, сделанных незадолго до начала мирной конференции, был один от 10 августа, в котором рассматривалось послевоенное положение монархии. Австрия, доказывал он, больше не в состоянии брать на себя ответственность за европейские дела, как это было, когда она считалась великой державой. Страна больше не может обеспечивать свою свободу и безопасность посредством усилий, направленных на благосостояние всего континента. «Каковы бы ни были условия мира, – заключал он, – результат останется тем же – мы сможем обеспечивать свою безопасность, приспосабливаясь к господствующей французской системе». Австрия должна войти в новое континентальное устройство и признать законным захват Испании. Как бы это ни было неприятно, Вена должна научиться искусству «смены политического курса, лавирования и лести». С неизбежным невозможно спорить. «Без помощи России нельзя и помышлять о сопротивлении всеобщему угнетению, – добавлял он, – и можно только надеяться, что, увидев нас в качестве равных конкурентов в борьбе за благосклонность Франции, великая восточная держава, возможно, откажется от своего непостоянства».

Меморандум, долгое время представленный в сборнике опубликованных документов Меттерниха, замечателен искренней, можно даже сказать, классической декларацией его политического курса в период с 1809 года до нашествия Наполеона на Россию в 1812 году. Кроме исчерпывающей оценки династического брака представителей Габсбургов и Бонапартов, в нем все изложено эскизно: союз с Францией, участие в континентальной системе, замена России в качестве основного союзника Наполеона и даже прогноз перемен, которые произойдут наконец в политике России. И все же главное в документе – его дата. Прежде всего, документ свидетельствует, что даже тогда Меттерних разделял антирусскую ориентацию эрцгерцога Карла, хотя это, возможно, не относится к озабоченности Карла армией Голицына. К тому же чувство пессимизма документа и униженности капитуляцией, которые он демонстрирует, совершенно расходится с известными взглядами Меттерниха того времени. Ведь это был совершенно неподходящий момент для фатальных мыслей о послевоенных перспективах.

Ответ опять же заключается в стремлении Меттерниха продать то, что другие отбросили бы за ненадобностью. В данном случае речь идет о закладной на будущее Австрии. Если союз с Францией необходим в любом случае, почему бы не сделать его предметом торга на переговорах, пока имелась возможность извлечь из этого выгоду? Сильная Австрия была бы более желательным союзником, чем слабая. Идея была ничуть не фантастична. Из-за возможности этого Александр хранил молчание относительно Галиции, из-за возможности этого Фридрих Вильгельм послал Кнезебека в Коморн. Возможность этого, вероятно, упоминалась даже Шампаньи или Савари, когда Меттерних был пленником в Вене, хотя это не зафиксировано в стенограммах тех переговоров. Во всяком случае, Наполеон сам предлагал пощадить монархию, если бы отрекся Франц, и Меттерних понимал, что это предложение было продиктовано важными, хорошо продуманными интересами Франции. Так драматически обстояли дела, и предложение Австрии о союзе в обмен на сохранение ее территориальной целостности имело неплохие шансы на успех. Разрешения сделать такое предложение он как раз и добивался своим докладом от 10 августа. Внешне этот документ несколько пессимистичен, но по сути он дерзал быть оптимистичным. Например, в нем говорилось о закрытии Австрией всех портов для захода британских судов, но в мирном соглашении, подписанном Австрией, этого положения уже не было вовсе.

Серьезным препятствием было французское требование об отречении кайзера. В этом отношении требовалась чрезвычайная деликатность. С одной стороны, необходимо было тщательно продумать, как преподнести этот вопрос Францу, с другой – необходимо было иметь дело с предубеждениями Наполеона, а обсуждать предубеждения всегда гораздо труднее, чем обсуждать интересы. Должно быть, Меттерниху приходило в голову, что отречение было бы на самом деле самым легким выходом из положения. Однако, по крайней мере на начальной стадии переговоров, он решительно возражал против этого, частью из-за того, что рассчитывал завершить переговоры, не жертвуя своим государем, частью из-за того, что считал отречение актом, унижающим монархию в глазах Наполеона и ставящим ее на один уровень с низкопоклонствующими государствами Рейнского союза. Его линией в Альтенбурге станет обеспечение взаимной безопасности через франко-австрийский союз и разоружение, но не позорные односторонние уступки Австрии.

Как же тогда гарантировать достойное поведение Австрии на переговорах? Отчасти предложением о союзе, но, кроме того, Меттерних надеялся, что Наполеона удовлетворит роспуск партии войны. В этом свете его реакция на попытки Штадиона уйти в отставку приобретает дополнительное значение: министр иностранных дел будет принесен в жертву вместо кайзера. Когда Штадион подал в отставку 22 июля во второй раз, Меттерних энергично возражал против нее и снова убедил кайзера воздержаться от ее принятия. «Если мне удастся оставить Штадиона на своем посту, – писал он вскоре после этого матери, – я буду счастливейшим человеком на свете». Вместе с тем он предостерегал ее от того, чтобы она «вымолвила хотя бы слово об этом кому бы то ни было: родственникам Штадиона или любому другому человеку. От этого могли бы пострадать переговоры». Внешне отставка министра и отречение кайзера не выглядели сопоставимыми. Но Меттерних, постигший проблемы Наполеона так же глубоко, как и сам император, считал, очевидно, что Бонапарту достаточно будет показать негативное отношение Франца к французским и немецким эмигрантам, а также то, что отныне австрийская политика будет вершиться деятелем, принявшим новый порядок. Следовательно, одна из его задач в Альтенбурге – убедить Наполеона в том, что Меттерних сам принадлежит к числу таких деятелей, несмотря на свою бытность в прошлом рейхсграфом, несмотря на свою роль в подготовке войны. Ведь он мог обратить свое прошлое в преимущество. Кто способен был лучше символизировать новые настроения в Австрии, чем человек, оставивший в руках французов свои родовые поместья и вместе с тем согласившийся простить их и заново строить с ними отношения?

Никого из членов австрийской делегации особенно не удивило, что Шампаньи прибыл в Альтенбург на два дня позже или что первым его шагом после открытия конференции 18 августа было требование принятия австрийской стороной принципа «как ты владеешь» в качестве основы переговоров. По расчетам Наполеона, Меттерних в ответ на это сделал бы контрвыпад. Он затеял бы дебаты, которые завершились бы приблизительной оценкой численности населения австрийской территории, подлежавшей аннексии. Это маневр дал бы австрийской стороне выигрыш времени.