– И еще совет: хорошенько следи за своими карманами.

– У меня все равно нет де…

Кэмбер сунул ему смятую пятидолларовую бумажку.

– Держи. Только не трать все сразу. Дурак и его деньгинедолго остаются вместе.

– Ладно. Спасибо!

– Бывай, – сказал Кэмбер. Больше целоваться он не стал.

– Счастливо, папа, – Бретт стоял на обочине и смотрел, какотец влезает в кабину и уезжает. Он видел его живым в последний раз.

В четверть девятого утра Гэри Педье вышел из дома вкальсонах и помочился в заросли жимолости. Где-то в глубине души он надеялся,что в один прекрасный день его моча станет настолько ядовитой, что убьет этужимолость к чертовой матери. Но этот день еще не настал.

– Ох-х, моя башка! – простонал он, держась за головусвободной рукой. В глазах плясали красные круги. Сердце гудело, как старыйнасос, забирающий больше воздуха, чем воды. Желудок отчаянно ныл.

Он повернулся, чтобы вернуться в дом, и в этот моментуслышал рычание. Низкий, угрожающий звук исходил откуда-то сзади, где дворпереходил в сеновал.

Он быстро обернулся на этот звук, забыв про свою головнуюболь и про боли в сердце. Он уже давно вернулся с войны, но память мгновеннонапомнила ему: «Немцы! Немцы! Ложись!»

Но это были не немцы. Трава расступилась, и появился Куджо.

– Эй, ты чего это ры… – начал Гэри и осекся. Он виделбешеную собаку двадцать лет назад и до сих пор этого не забыл. Это было настанции «Амоко» к востоку от Мэчиас. Ему тогда исполнилось пятьдесят пять, и онеще разъезжал на мотоцикле. У станции лениво трусил по дороге желтый с пятнамипес. Бока его тяжело вздымались. Слюна бежала изо рта непрерывной струйкой.Глаза дико выкатились. Задние ноги покрылись коркой дерьма. Он скорее плелся,чем шел, словно в него влили целый галлон дешевого виски.

– Жара, вот это что, – сказал заправщик. Он отшвырнул шланг,который держал в руках, и скрылся в маленькой пристройке прилегающей к гаражу.Он вышел оттуда с револьвером 30-го калибра, прицелился и открыл огонь. Перваяпуля попала слишком низко, перешибив собаке ногу. Тот пес так больше и недвигался, вспомнил Гэри, глядя на Куджо. Только озирался вокруг своиминевидящими глазами, словно не понимая, что с ним происходит. Второй выстрелзаправщика почти разорвал пса пополам. Кишки красно-черными пятнами брызнули наодну из бензоколонок. В следующую минуту к станции подъехал «додж» с тремявооруженными людьми. Они высыпали наружу и выпустили еще восемь или девять пульв мертвую собаку. Через час, когда заправщик закончил ставить фару на мотоциклГэри, появился «студебеккер» с экспертом графства. В машине не было дверцы дляпассажира. Эксперт, женщина лет тридцати, натянула длинные резиновые перчатки иотрезала то, что осталось от головы собаки, чтобы отослать в Государственнуюслужбу здравоохранения.

Куджо выглядел гораздо проворнее того пса, но все прочиесимптомы были налицо. «И так близко, – промелькнуло у него в голове. – Черт,успеть бы за ружьем!»

Он начал пятиться.

– Эй, Куджо… хороший пес, хороший…

Куджо стоял на краю газона, опустив голову, глядя на него вупор своими красными глазами и рыча.

– Хороший…

Для Куджо эти слова не значили ничего. Это былибессмысленные звуки, вроде ветра. Значение имел только запах, исходящий отчеловека. Он был горячий и острый. Запах страха. Он внезапно понял, что заболелпо вине этого человека. Он пошел вперед, рыча все громче.

Гэри увидел, что пес идет к нему. Он повернулся и побежал.Один укус уже означал смерть. Он вбежал на крыльцо, к безопасности дома. Нослишком много было выпито долгими зимними вечерами и летними днями. Он слышал,как Куджо догоняет его, а потом, в одно ужасное мгновение, не услышал ничего. Иэто значило, что Куджо совсем рядом.

Едва он достиг первой ступеньки крыльца, как двести фунтоввеса сенбернара ударили его сзади, сбив с ног. Пес добирался до его горла. Гэрипытался подняться. Куджо наступал на него, душа густой шерстью на подбрюшье.Гэри пронзительно закричал.

Куджо укусил его в плечо, его могучие челюсти легко прорвалитонкую кожу, разрывая сухожилия, как нитки. Он не переставал рычать. Хлынулакровь. Гэри чувствовал, как она стекает по руке теплыми струйками. Онповернулся и из всех сил ударил пса кулаком. Тот слегка отступил, и Гэри успелпроползти еще три ступеньки. Потом Куджо опять кинулся на него.

Гэри пнул его в живот. Куджо отскочил и оскалился. Из егопасти стекала слюна, смешанная с кровью, и Гэри чувствовал его дыхание –пахнущее гнилью. Гэри ткнул кулаком, попав в нижнюю челюсть собаки. Удачно.Отдача от удара пронизала его плечо, горящее от глубокого укуса.

Куджо снова отступил.

Гэри смотрел на пса, его тощая грудь вздымалась, лицопосерело. Кровь, текущая из плеча, заляпала ступеньки.

– Уходи, сукин сын, – сказал он. – Уходи, уходи, мне начхатьна тебя. Он завопил:

– Ты слышишь? Мне начхать на тебя!

Куджо сделал шаг вперед.

Слова по-прежнему ничего не значили, но запах страха,исходивший от человека, куда-то пропал. Куджо засомневался. Ему было больно,очень больно, и мир вокруг медленно вращался от боли.

Гэри поднялся на ноги. Он кое-как вскарабкался на крыльцо идобрался до двери. Казалось, что в плечо ему впрыснули бензин. В уме вертелось:

«Бешенство. Я заразился бешенством!»

Ничего. Сейчас это не главное. Его ружье в шкафу в коридоре.Слава Богу, Черити с Бреттом уехали.

Он нащупал ручку двери и потянул ее на себя, следя глазамиза Куджо, пока не вошел и не захлопнул за собой дверь. По телу разлилосьчувство облегчения. Его ноги казались резиновыми. На какой-то момент мир вокругначал расплываться, и ему пришлось прикусить язык, чтобы прийти в себя.Раскисать было некогда. Это можно сделать, когда пес будет мертв. Надо бызакрыть дверь: так он чувствовал бы себя увереннее.

Он повернулся, и в этот миг Куджо со всего маху проломилстеклянную дверь и ворвался в полутемный коридор, глухо рыча.

Гэри вскрикнул и попытался оттолкнуть Куджо из коридораобеими руками, стараясь в то же время не упасть. Какое-то время они словновальсировали. Потом Гэри, который был на пятьдесят фунтов легче, упал. Онощутил, как сухой и горячий нос Куджо ткнулся ему в подбородок. Он попыталсяподнять руки и добраться до глаз пса, когда Куджо перегрыз ему горло. Гэризакричал, чувствуя, как горячая кровь заливает ему шею, думая: