верная теория игр.

– О-о-о-о! – в отчаянии стонет карлик. Кажется, он сейчас умрет от огорчения.

– Вы, конечно, извините, – вмешивается Лидия. – Но какое это имеет отношение к нашей с вами беседе?

Карлик фыркает и убегает за дверь. Хозяин провожает его насмешливым взглядом. Потом поворачивается к Лидии.

– Какое отношение, говорите? Да самое прямое. Тот, кто ставит на красное после черного, делает это в надежде на то, что черное и красное распределяются поровну. Применительно к вам, не играющей в казино, это означает надежду на справедливость. Но откуда вы знаете, справедлив ли мир? И какова его справедливость, если она все-таки существует? За пятнадцать лет на одном столе выпало больше черного. Возможно, Макс прав, и, если взять все столы мира, черное с красным уравновесятся. Но сколько людей, вставших из-за этого конкретного стола без гроша в кармане, застрелятся за пятнадцать лет, а?

Она размышляет немного.

– Вообще-то, это равноценные теории: моя и ваша, – говорит она. – Одной жизнью управляют законы, другой жизнью – беззаконие. Какая разница?

– Знаете, – говорит он. – Мне кажется, что у всех есть равные шансы на чудо. Вот и вся мировая справедливость. В остальном ее не ищите.

– Я не ищу.

Бокал снова пуст, он крутит его в руке.

– А если бы я дал вам половину суммы, вы бы рискнули другой половиной?

– Вы такой богатый, – насмешливо говорит Лидия. – Дайте мне всю сумму.

– А если бы это было бесплатно? Вы бы рискнули?

– Не знаю.

– Вот в том-то и дело! – восклицает он, словно это самая важная фраза разговора. – Дело, кажется, не в деньгах. Вообще, не в деньгах, в смысле не в жертве, которую следует принести… Я вам благодарен, сегодня у меня интересный день.

Он молчит некоторое время, поглядывая из-за бокала.

– Вы не поверили своей Галине, а мне вы поверите?

– В смысле?

– Ну, если я скажу, что действительно три года назад владел овощной палаткой, а потом стал миллиардером. Благодаря теории выигрыша. Мне вы поверите?

– С какой стати? – удивляется Лидия. – Галина тоже была небедная женщина. Ей я не поверила.

– Почему?

– Да потому что этого не может быть. И между прочим, ваша биография наверняка есть в Интернете. Как, наверное, и теория выигрыша.

– А вы еще не проверяли? – изумляется он. – Вы еще не лазили по Интернету в поисках информации о теории выигрыша? О, вы нелюбопытная.

– Как-нибудь залезу, – обещает она. – И заодно посмотрю вашу биографию.

Они оба молчат, кажется, им больше нечего сказать друг другу.

Но хозяин все-таки привык оставлять за собой последнее слово.

– Ну хорошо, – говорит он. – Предположим, в такие рецепты вы не верите… Но вы вообще верите в рецепты? Вы интересуетесь ими?

– Не понимаю.

– Ну, если кто-то удачлив в любви, вы учитесь у этого человека? Вы пытаетесь учиться у женщины, которую все любят? Или у мужчины? Вас интересует, откуда у кого-то богатство? Что он сделал, какой у него рецепт? Или как, например, стать спокойным? Вы учитесь у спокойного? Это же все рецепты.

– Я думала над этим. И пришла к выводу, что это бесполезно.

– Что именно бесполезно?

– Перенимать чужой опыт.

– Был такой теоретик успеха – Винсент Роацци, – помолчав, говорит хозяин. – Он называл успех ленивым.

– Ленивым?

– Да, ленивым. Во-первых, к успеху идут по кратчайшему пути. А то, знаете, есть люди, которые всегда пробираются через черный ход, хотя парадный открыт… Вы не из таких?

– Не думала над этим…

– Еще он говорил, что надо просто повторять за успешными людьми их действия. А то некоторые думают, что если здесь был успех, то ловить больше нечего. Наоборот, только здесь и надо ловить.

– Ставить на красное, если выпадает красное? – из вежливости спрашивает она. Игроки любят поговорить о своей страсти, пусть ему будет приятно.

– Вроде того, – соглашается он.

– Я думаю, вы тот самый, кто читает лекции по теории выигрыша.

Он пожимает плечами – кажется, он устал. Не от разговора – вообще устал. Он, наверное, сделал утром десяток важных дел, а потом еще приехал сюда и сделал неважные дела. Подписал бумаги для ненужного проекта, поговорил с ненужной Лидией. Неужели надо так широко раскидывать сеть, чтобы поймать что-то стоящее? Все выгреб, сказал он, теперь охочусь и за мелочами. Так на фига тогда богатство – думает Лидия. Если люди так маются от скуки, на фига?

– Но вы меня не увольняете? – уточняет она, встав с кресла.

– За кого вы меня принимаете? – равнодушно говорит хозяин и наливает себе вина из бутылки. Потом пишет что-то в общей тетради, лежащей на столе. Вырывает лист. Двигает его по направлению к Лидии. – Но проект долго не просуществует… у меня проблемы. И возможно вы не сразу найдете работу после этого. И даже будут трудности с деньгами… И когда-нибудь, вероятно, вы начнете искать ходы к теории выигрыша… Интересно, чем закончится дело?

– Если вы ее автор, вы узнаете.

– А если не автор? – спрашивает он и опустошает бокал одним глотком.

Лидия смотрит на него внимательно. Теперь ей кажется, что он не автор.

– Вы поузнавайте, поузнавайте, – советует он.

Он опьянел.

14

После рождения дочери для Верки настали трудные времена.

Это, надо сказать, был целиком ее просчет. Она не сообразила, что тут и денежные вопросы подвязаны, в итоге не успела оформиться. И осталась на бобах: стипендия была крошечная, да и той Верка лишилась, когда ушла в академический отпуск на год.

У нее, правда, оставались деньги начальника автобазы – не больше трети от последнего брусочка – она их разделила на двенадцать частей и приказала себе тратить каждый месяц по части. Сколько там, она не знала – делила на глаз, чтобы не расстроиться. И свой приказ выполнила.

Части, видимо, были неровные, потому что иногда Верке хватало на конфеты и новую распашонку для дочери. В другой месяц она и на хлебе с водой еле дотягивала. Ей, впрочем, не пришло в голову все пересчитать: Веркина воля не признавала капитуляции, даже капитуляции с точки зрения разумности.

Ей казалось: только дай слабину и сразу начнется. Человеческое безволие находит тысячи лазеек, и лучше не размышлять, какая лазейка безопасная.

Их все надо замуровать, чтобы безволию было неповадно заползать в Веркину душу.

Тем временем разведенный Иван Переверзин ударился в беспробудное пьянство. Он говорил: «От тяжелых бытовых условий». Еще говорил: «И так постоянный шум от поездов и машин, а теперь еще нечеловеческие крики». Он не преувеличивал: Лидия каждую ночь орала как резаная, перекрикивала даже поезда. В итоге Переверзин потребовал, чтобы