вами? — судорожно стрекочет один из телохранителей. — Врача! Позовите врача!

_31_

_Вероника_

Вытираю слёзы и рассматриваю своё отражение. Чувствую себя ужасно.

Наверно, именно это и называют разбитым сердцем.

Когда по осколкам собираешь радостные воспоминания, стараешься оживить в себе тёплые и светлые эмоции, но ничего не радует даже в канун Нового года! И тело бросает то в жар, то в холод. От собственных мыслей хочется выть и на стену лезть.

Новая порция слёз предательски щипит глаза, и я поднимаю лицо вверх. Тушь вот-вот поплывёт.

Внизу меня ждёт моя семья, а я тут солёными ручьями умываюсь и свои вещи собираю в старенький чемодан. И всё из-за человека, которого я люблю.

Я представляла себе не так этот праздник. Думала, что соберу всех родных, хорошо проведу время. И мы с Волковым наконец-то сблизимся. Найдём те ниточки, которые нас связывали когда-то, завяжем в узлы то, что порвалось, по крупицам выстроим нашу любовь.

Как огонь смог угаснуть?

Взяв волю в кулак, я всё таки решаю вернуться в столовую. Уже у поворота к лестнице слышу шум с первого этажа, и сердце начинает биться чаще.

— Вызвали врача? — голос моего мужа звучит механически, будто у робота.

— Да, уже едет.

— Ефим Святославович, вы как? — взволнованно спрашивает моя мама.

Быстро спускаюсь по лестнице, крепко держась за перила. Перед глазами мельтешат чёрные пятна. Очень боюсь упасть.

— Что случилось? — изо всех сил стараюсь скрыть дрожь в голосе, но удаётся едва ли.

— Отцу стало плохо, — поясняет Стёпа.

Расширенными глазами смотрю на Волкова старшего, лежащего на полу и держащегося за сердце. Охрана уже успела подложить ему под голову подушку, Лиза сидит рядом со стаканом воды, Настя прижимает к груди аптечку, Виктор с остервенением чешет собственные покрасневшие ладони. Мама и дядя Петя стоят немного поодаль, прижавшись друг к другу. Все перепугались знатно. Да и мой пульс так скачет, что кроме него ничего не слышу.

Звонок в дверь раздаётся внезапно, и я подскакиваю на месте, как трусливый заяц.

— Врач приехал, — сообщает Виктор и спешит открыть дверь.

— Пойдём, нечего тут смотреть, — мама осторожно тянет меня в сторону столовой, и я поддаюсь.

Олеся качает Максимку, прижав его к своей груди. Сыночек громко чмокает соской и сладко засыпает. Единственный, кто не понимает происходящего и ничего не боится.

— Всё будет хорошо, — дядя Петя осторожно обнимает меня за плечи и шепчет вкрадчиво и осторожно.

Я хочу ему поверить, но как? Там, за стеной, происходит очень страшное. По спине проходит холод, пугающий и мерзкий. Внутреннее напряжение только растёт, секунды тянутся слишком медленно. За полчаса пролетает целая вечность, и я, как всегда, успеваю себя накрутить, хоть внешне виду не подаю. Пью сок, уставившись в окно на большой заснеженный участок. Снег искрится под светом фонарей, накануне удалил мороз. До нового года остаётся десять минут, и я заранее загадываю желание. Не то, какое подготовила изначально.

Хочу, чтобы Ефим Святославович был жив и здоров.

Мои отношения с ним не самые тёплые, от одного взгляда свёкра меня бросает в дрожь, но не смотря ни на что он — отец моего мужа.

— Вероника, — голос Стёпы вырывает меня в реальность. — Отец хочет с тобой поговорить.

— Со мной? — уточняю осторожно.

Кажется, я ослышалась.

— Он на втором этаже в гостевой комнате, — продолжает Стёпа как ни в чём не бывало.

Растерянно потираю ладонями плечи и осматриваюсь по сторонам. Взгляд на секунду пересекается с маминым, подбадривающим и призывающим к действию.

Медленными шагами прохожу к просторной светлой комнате. Мысли царапают затылок и спутываются. Я даже представить не могу, о чём на этот раз пойдёт разговор. От одного воспоминания, как Ефим Святославович предлагал мне денег чтобы я оставила его сына в покое, больно щиплет душу. Отец моего мужа недолюбливает меня. Подозревает в том, что я никогда не смогла бы совершить. Я всё ещё помню ту зловещую интонацию и насмешливый взгляд на выписке из роддома:

что-то на Волковых Максимка не похож.

Застываю в дверях. Ефим Святославович лежит на белых простынях, вокруг него вьётся мужчина в строгом костюме, наш личный врач. Его явно вызвали прямо с вечеринки.

— Оставьте нас! — свёкр говорит тихо и устало, но по-прежнему беспрекословно.

Дверь захлопывается, и мы остаёмся вдвоём.

Воздух медленно, но верно наэлектризовывается. Дышать становится сложно.

— Подойди, — Ефим Святославович закрывает глаза, будто видеть меня не хочет.

Тогда зачем позвал?

Неуверенно топчусь на месте и осматриваю мыски своих красивых новогодних туфелек, прежде чем сделать мелкий неуклюжий шаг. Сердце долбит в груди, и я опять ничего не слышу, кроме собственного пульса.

Когда-то я панически боялась Волкова младшего, трепыхалась под его взглядом, как бабочка в трёхлитровой стеклянной банке, дрожала и пугливо отводила взгляд, но потом эти неприятные ощущения исчезли. И сейчас я вновь чувствую себя загнанной в угол.

— Вероника, я хочу серьёзно поговорить, — цедит сквозь зубы.

Даже в таком положении, лёжа на кровати после недавнего обморока, этот мужчина излучает бешеную энергетику. Волковскую! Присущую только двоим людям на всём белом свете.

— Что у тебя с моим сыном?

Какой нелепый вопрос.

— Что вы имеете ввиду? — стою, как на раскалённых углях босиком.

— Он разорил мою корпорацию, стоило только ему связаться с тобой, — презрительный взгляд мажет по моей фигурке.

— О чём вы? — брови съезжаются к переносице, и руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Не строй из себя невинную овечку, Вероника!

Задыхаюсь собственными словами, которые просятся наружу, и слёзы выступают на глазах. Я ужинала с швейцарцем Домиником, чтобы корпорация Нефть "ВЕС" осталась на плаву, вложила свои силы в тот вечер, не наговорила гадостей и держалась молодцом. И, самое главное, я не стала устраивать мужу истерику по этому поводу, а отнеслась с пониманием! А сейчас меня хотят выставить виноватой в банкротстве! Я могла бы дать отпор свёкру и пропустить мимо ушей его ядовитую клевету, но сил просто не осталось. Ссора с мужем пару часов назад, спонтанное намерение уйти из этого дома и собранный чемодан вымотали меня.

— Я… Я… — скрыть дрожь в голосе не удаётся.

— Сядь, — командным тоном окатывает.

И я слушаюсь. Выбора у меня всё равно нет, ведь разговор закончить нужно. Присаживаюсь на кресло напротив постели Ефима Святославовича, и, скрестив пальцы, стараюсь собрать волю в кулак.

— На кого ты работаешь, Канарейкина? Кто подсунул тебя в нашу семью?

— Вам не стыдно так думать обо мне? Я мать вашего внука!

— Стыдно, когда видно! — язвит. — Канарейкина, если я узнаю, что ты разорила нашу корпорацию, да ещё и