– Не сердись, что я так вспылила. Знаешьчто? Теперь никогда не пойду на «Жизель» одна. Всегда только с тобой. Ты менябудешь обнимать. И мы всегда будем в антракте спускаться в буфет и выпивать попятьдесят грамм мартини. В смысле, я пятьдесят, а ты сто. Второй акт «Жизели»как раз и надо смотреть с чуточку затуманенными мозгами, правда?

– Не без того. Но мои мозги рядом с тобойвсегда затуманены, дело тут не в мартини.

– Ой, посмотри, кто идет.

– Где?

– Не пялься так откровенно. Вон тавысокая женщина в зеленом платье. Знаешь, это кто?

– Не-а.

– Это Алена Дмитриева.

– Мы с ней знакомы, что ли?

– Ну это писательница, местная Маринина,как ее в какой-то газете назвали. Она, правда, на это дико обиделась, сказала,что старается никого не повторять, а Маринина для нее не авторитет. Я была наее выступлении в областной библиотеке. Довольно умная женщина. Я когда еепослушала, стала гораздо лучше относиться к той ахинее, которую она пишет.

– А что, она пишет ахинею?

– Ну как могут быть не ахинеей дамскиедетективы, прикинь? Любовь-морковь и тут же море крови, гора трупов.

– Ага. А следователь с усталыми, нодобрыми глазами. Нет уж, лучше этого читать, как его... забыл. А что за мужикрядом с ней?

– Муж, наверное.

– Бог ты мой, какая тачка! «Пежо».

– Смотри, как раз в тон ее платья.Интересно, что к чему подбирали, платье к машине или машину к платью?

– Вопрос, который могла задать толькоженщина!

– А я и есть женщина. Надеюсь, ты об этомне забыл?

– Я? Когда рядом со мной такие выпуклостии вогнутости? Ты полагаешь, я слепой?! Кстати, ты уверена, что не ошиблась иэто в самом деле та самая, как ее там, писательница? У тачки ее мужа московскиеномера. Смотри, это же год твоего рождения: 977.

– Да, на том выступлении ее спрашивали осемье, она говорила, что муж ее журналист, в основном работает в Москве,поэтому, наверное, у него и московские номера на машине.

– Она здесь, а он в Москве? Странно.

– А что такого? Живут в режиме короткихвстреч. Зато не надоедают друг другу.

– Ну, это не по мне. Я хочу жить с тобойв режиме непрерывных встреч, понятно? Так что свою Дмитриеву ты больше нечитай. Наберешься там от нее... режим коротких встреч, это ж надо такоевыдумать!

***

– Ча-ча-раз, два, три! Ча-ча-раз!..Алена, слушайте музыку! Два-три, ча-ча-р-раз! Хип-твист резче, четче, быстрей!Кросс-шоссе! А теперь свивл, здесь нету кросс-шоссе, здесь мы делаем именносвивл! Да что с вами сегодня?

– Извините, Виктор Михайлович, я как-топравда...

– Все еще праздники в голове шумят?Понимаю, у меня тоже. Но сосредоточьтесь, Алена. Ну что, повторим ча-ча-ча?Сдадим зачет?

– Постараемся.

Преподаватель отошел к тумбе, на которой стоялпроигрыватель, переключил мелодию. Секс-бом, секс-бом, тра-ля-ля... Отличнаяча-ча-ча, самая любимая, от которой Алена всегда заводилась с пол-оборота. Асегодня дела плохи. То ли негатив, который вызвал у нее Михаил своим письмом(«Ты любишь только шейпинг, танцы и свой компьютер!»), продолжал действовать,то ли по-прежнему она находится под впечатлением случайной встречи с героемсвоего мимолетного романа? Или происшествие в суде подействовало сильнее, чемона призналась даже себе?

...Когда Алена после шейпа вбежала в зданиесуда, в грудь ей уперся ствол автомата. Тихо ахнув, отшатнулась, бестолкововзмахнула руками. Охранник в черной униформе отвел автомат, скомандовал:

– Выйдите на улицу! Быстро!

Алена попятилась, мимоходом отметив, что вхолле полно черных и серых фигур: она никогда не подозревала, что здесь столькоохраны! Обычно сидел какой-то полусонный черномундирник около лестницы, ведущейна второй этаж, но только обшаривал тупым взглядом проходящих мимо, а нипропусков, ни каких-то удостоверений не спрашивал. Даже возле кабины дляобнаружения тайно проносимого оружия не было ни души. Впрочем, и сама кабина,похоже, бездействовала. Что же произошло? С какой печки они тут все упали?

Алена вывалилась на улицу, проморгалась итолько сейчас увидела, что дворик суда полон народу. Так случалось довольночасто, особенно когда шел какой-то громкий процесс. Но чтобы на входе тыкали вженщину автоматом...

В толпе Алена увидела знакомую адвокатшу,которая вместе с другими выражала возмущение новыми судейскими порядками. Аведь у этой дамы имелось и служебное удостоверение, и постоянный официальныйпропуск в областной суд. Значит, эта акция была направлена не только противслучайных посетителей. Загадочно, как сказала бы красивая старуха ЛюдмилаБорисовна...

Алена отошла к забору и отыскала взглядом окнаархива на втором этаже. Кажется, или за стеклом и впрямь беспокойно маячитпухленькая фигурка Шурочки?

Достала из сумки сотовый телефон, набраланомер.

– Александра Федоровна? Это я, АленаЯрушкина. Как бы мне к вам пройти, тут что-то...

– Ой, Алена Дмитриевна, –возбужденно перебила Шурочка, – сегодня ничего не получится! Завтрасможете прийти? На завтра я вам пропуск закажу, а сегодня никак, тут все как сума сошли. У нас такое, такое... чуть не убили прокурора в туалете! Это ужас!

– Господи, и правда ужас! Вот несчастье!А поймали этого паршивца?

– Какое там! Никто ничего не видел, никтоничего не знает. Главное, это произошло буквально через четверть часа послетого, как вы ушли, представляете? Я возвращаюсь с обеда – канцеляриянараспашку, ее за столом нет, дело брошено. Ну какое свинство, думаю, как жетак, мы же с ней договорились, что я только сбегаю пообедать, оставлю ее здесь,а она все бросила...

В первое мгновение Алене показалось, чтоШурочка ее упрекает в том, что ушла и бросила на столе дело. Потом вспомнила,что определенно сказала: вернется через полтора часа. А за ее стол уселась тавысокомерная дама в зеленом свитере.

Бог ты мой! Уж не эту ли даму чуть не прикончили?!

– Александра Федоровна! – в ужасевскричала Алена. – А на кого покушались-то? Неужели на женщину, которая...

– Извините, я больше говорить не могу,тут милиция кругом, – придушенным шепотком пробормотала Шурочка, –завтра приходите, ладно? Нет, лучше уж послезавтра, тогда все успокоится, и выпройдете. До свидания.