Мысли скакали в голове, как лягушки по берегупруда. А шаги снизу приближались, приближались... И тогда Алена, вместо тогочтобы бежать еще выше, вдруг метнулась к двери с надписью «Посторонним входвоспрещен», открыла ее, шмыгнула внутрь и бесшумно понеслась по длинному полутемномукоридору. Раньше она ни за что не осмелилась бы не только войти – дажезаглянуть в недра клуба Дома связи. Но теперь деваться просто некуда. Даже еслиее страх – всего лишь маниакально-депрессивный психоз, все равно – береженогобог бережет!

Она была убеждена, что преследователь незаметит ее уловку и понесется выше по лестнице, однако не успела пробежать инескольких шагов, как в коридоре внезапно стало светлее. Оглянувшись, Аленаувидела, что свет проникает через открывшуюся дверь.

Дожидаться, пока преследователь войдет, она нестала – еще быстрее побежала вперед, вперед, сама не зная куда, почти сойдя сума от страха и растерянности. Все героини ее детективов в опасные моментыжизни обретали сверхъестественную четкость мысли, сообразительность, ловкостьдвижений, а еще им почему-то страшно везло в эти самые моменты. Срабатывалзакон жанра! Но это в романах. Алена же, ничего не соображая, задыхаясь, тупомчалась вперед с не бог весть какой скоростью, отчетливо понимая, что вот-вотупрется в тупик, и уж тогда-то...

И вот тогда-то сработал закон жанра. Слева отнее, прямо в стене, вспыхнула лампочка, что-то щелкнуло – и стена разверзлась,открыв маленькую коробку, отделанную светлым пластиком.

Лифт! Рядом остановился лифт!

Алена резко повернула влево, влетела в лифт инажала на кнопку первого этажа.

Дверцы закрылись, отрезав от нее узкое лицо сненавидяще прищуренными глазами.

Пытаясь отдышаться, Алена напряженноуставилась вверх, словно ожидала, что зловещий незнакомец каким-то образомвскроет лифтовую шахту и прыгнет на крышу спасительной коробки, уносящей еевниз, вниз, к свободе. Но продолжение фильма «Терминатор», к счастью, несостоялось.

Она вспомнила, что на первом этаже лифтостанавливается неподалеку от поста охраны. Надо сказать этому церберу, чтобыкак можно скорей вызвал милицию! А самой – бежать, бежать со всех ног домой. Наплощади Горького, где находится клуб Дома связи, в два счета можно пойматьтакси. Скорей, лифт, лифтик, ну опускайся скорей!

Лифт стал. Дверцы раскрылись. Алена выбежала –и только когда дверцы снова сомкнулись и лифт уехал куда-то, сообразила, чтоэто не первый этаж, а совершенно неведомо какой.

Куда уехал лифт? Хорошо, если все-таки вниз. Аесли наверх? Если его вызвал тот чертов преследователь? Вдруг лифт так жебесконтрольно, автоматически привезет его туда же, где высадил Алену?

Но несколько минут форы у нее, во всякомслучае, есть. Бежать, бежать скорей! Ринулась к выходу на лестницу, но тут жезатормозила: а что, если преследователь не стал ждать лифта, а бросился внизименно по лестнице? То есть, выскочив, она сделает ему большой подарок!

Затормозив около самой двери, Аленапоскользнулась, попыталась удержаться на ногах, сделала некую фигуру,напоминающую не просто быстрый, но очень быстрый хип-твист, потеряларавновесие, покачнулась, ударилась телом о какую-то дверь... и ввалилась в яркоосвещенную комнату, посреди которой стоял накрытый стол, а поодаль плясалонесколько пар. Совершенно машинально Алена уловила ритм (ча-ча-ча), узналамузыку («I need to know», поет Марк Энтони), а только потом поразиласьвеликолепной звукоизоляции этого помещения, благодаря которой в коридор непроникало ни звука. Вдоль комнаты стояли какие-то высокие черные шкафы ссетчатыми стенками, кругом были укреплены рубильники, распределительные щиты,это было, конечно, служебное помещение, какая-нибудь лаборатория поисследованию чего-нибудь электрического, однако воздух в этой комнате насыщенне только и не столько электричеством, сколько винными парами и такимбезудержным весельем, что на гостью никто не обратил внимания.

Недурно, если так. Она вполне может пробытьтут какое-то время, а когда люди станут расходиться, выйти вместе с ними. Воттолько надо двери запереть. Мало ли, вдруг ее преследователь решит проверитьвсе двери подряд. Услышать он ничего не услышит, а вот ворваться случайноможет. Значит, надо обезопасить себя от случайностей.

Алена еще раньше заметила, что в замочнойскважине торчит ключ. Ни минуты не раздумывая, она повернула его. И толькособралась с облегчением перевести дух, как кто-то положил ей руку на плечо, анасмешливый голос произнес:

– Боюсь, что это уже не имеет смысла.Поздно! Слишком поздно...

***

Больше всего Володе хотелось плюнуть на всеэто и лечь спать. Но ведь проснешься! И снова предстанет перед глазами та жекартина: как он входит в квартиру, видит брошенное прямо на пол в прихожейпальто Ольги, потом свитер и юбку на пороге, скомканные колготки... и слышитгромкие стоны жены.

Странно, ни на миг не мелькнуло в голове, чтос ней могла случиться беда. Сразу понял, где она и чем занята. Потому что нераз слышал от нее такие вот стоны, даже крики, когда доводил ее до оргазма.Сначала и пугался, и стеснялся – а вдруг кто-то услышит? Что подумают? И в тоже время эти стоны заводили его до состояния какого-то особого сексуальногобешенства, под их музыку он кончал раз за разом – так, что потом двинуться немог. Ну, очевидно, не только на него одного это так действовало: вот из спальнипослышалось что-то вроде хриплого рычания, потом мужской голос выкрикнул:

– Олька! Ну, Олька!.. – И снова этоудовлетворенное рычание насытившегося самца...

Он чуть не разжал руки и не выронил спящегосына. Но Никитка повернул голову, теплое, легкое дыхание коснулось щеки Володи.Он постоял какое-то мгновение зажмурясь, потом осторожно, стараясь не стукнутьдверью, вышел.

Лифт еще не уехал, он спустился вниз, постоялоколо подъезда, снова зажмурился, как будто в темноте таилась некая сила, укоторой он черпал поддержку. Открыл машину, оставленную у подъезда, положилсына на заднее сиденье. Сел за руль и медленно двинул туда, откуда толькоприехал: к родителям.

Дороги не помнил, да и как отдал материНикитку, тоже почти не помнил. Вроде бы наврал что-то, мол: «Ольги нету дома, ая ключ потерял. Пусть мальчишка еще у вас побудет».

Мать взяла ребенка на руки, и лицо ееосветилось радостью. Вот это Володя увидел со странной, почти болезненнойотчетливостью. И, как всегда, ощутил ревнивый укол в сердце. На него маманикогда так не смотрела, она его никогда не любила, с самого детства он толькои слышал упреки в свой адрес, что родился, что помешал ее жизни и продолжаетмешать, что растет непутевым, грубым, что во всем похож на отца, пропади онпропадом...