Чем он заслужил такую преданность у них? Что он такого сделал, чтобы черствые воины так пригрелись к нему?

***

Прошло два месяца их скромного пребывания в Дирлине. Осень заканчивалась и зима наступала все ближе и ближе. Уже выпал первый снег и укутал своим покрывалом все земли вокруг. Натлин, конечно, не Авглор, но все еще считался севером, поэтому зима вступает в свои силы быстрее, чем на континенте.

Дни потекли один за другим, смешиваясь друг с другом, сплетаясь в один кусок под названием: «Зима». Тайлор одновременно и любил и ненавидел зиму. Ненавидел, потому что холодно, голодно и вообще лучше сидеть дома и не высовывать из теплого угла и носу. А любил, потому что…

Вот бывают такие утра, когда просыпаешься в своей уютной избушке, выползаешь из-под одеяла, выходишь на улицу, а там солнце светит над верхушками деревьев, глубокие сугробы сверкают алмазами, и безоблачное голубое небо над головой…

А вот Кеган, к примеру, зиму ненавидел всей своей полуэльфийской душой. Вечно мерз, из-за чего частенько хворал и, бывало, говорит о чем-то серьезном, скрестив руки на груди, и, резко прервавшись, уткнется красным носом в свой шерстяной шарф, негромко чихнет три, всегда три почему-то, раза подряд. А потом кинет угрюмый взгляд из-под светлых бровей на смеющегося Тайлора.

Эта зима не была исключением — Кеган выходил на улицу только в крайних случаях, топил камин до того, что в доме становилось душно. Даже припер откуда-то гигантскую посудину, набрал туда кипятка и почти часа два не вылезал оттуда. А когда вышел, из комнаты валил пар, заполнивший всю импровизированную баню, накинув на себя халат, и уселся в одном из кресел с такой довольной и расслабленной рожей, что Тайлору немедленно захотелось самому засесть в воде на час-другой.

— Кот, обожравшийся сметаны, — прокомментировал Остьен, глядя на него.

Кеган лишь расплылся в еще более широкой улыбке и поудобнее улегся в кресле.

Даже Марфа, смотря на полукровку, дернула уголками губ вверх:

— Похоже, в горячей воде наш эльфенок оттаял, — и тут же скрыла ехидную усмешку ладошкой, когда Кеган поднял теплую тряпку, положенную на глаза, и свирепо посмотрел на нее.

Но все равно остался довольным жизнью.

Тайлор молча наблюдал, как все вновь становилось на круги своя. Вот Остьен нашел где-то старенькую лютню, отремонтировал ее, вытянул из кишок овцы струны и теперь по вечерам радовал их мелодичными переборами. Парни начали подпевать ему, когда услышали знакомый мотив, даже растанцевались, благо на первом этаже хватало места, утянув за собой развязавшуюся от медовухи Ринату. И даже Фешту.

Девочка сначала отнекивалась, но упорство Глеба не знало предела, и она все-таки согласилась. Тайлор даже невольно улыбнулся, глядя на эту парочку. Он — долговязый и тощий, словно облысевшая сорока, с носом размером со сливу, и она — мелкая козявка, чуть ниже его пупка. И оба не умели танцевать совершенно. Но активно старались, а это было главное. Тень с лица Фешты окончательно спала, вечно угрюмое лицо просияло, и она, запрокинув вверх головушку, рассмеялась открыто и совсем по-детски. Так, как смеются беззаботные дети не знающие ни голода, ни смерти.

А потом она повернула голову и они встретились взглядом.

Медленно, будто прячущееся за горизонтом солнце, ее улыбка исчезла, она остановилась, глядя уже не на него, а в пустоту перед собой. Глеб, продолжающий танцевать, пихнул ее в плечо и что-то сказал. Она, встав на цыпочки, быстро заговорила. Тайлор расслышал лишь «себя… неважно…». А потом она пересекла комнату и быстро вбежала по лестнице.

Тайлор смотрел ей вслед. И весь оставшийся вечер настроение было паршивым.

***

Опора внезапно исчезла под ногами.

Девочка ушла под воду, и тут же инстинктивно задвигала всеми конечностями, чтобы подняться вверх, к воздуху. Ей удалось глотнуть воздуха. Но всего чуть, потому что ее сразу же поглотила другая волна, ударив ей по голове. Что-то врезалось в руку, она схватила это обеими руками, обняла всем телом. Деревяшка, отколовшаяся от разбитого волнами судна помогла ей оставаться на поверхности. Девочка отхаркалась от морской воды и оглянулась вокруг.

Мгла окружала ее. Ночное небо было заполнено сверкающими то тут, то там тучами.

Молния ударила всего в каких-то сотнях метрах от нее в воду, на секунду осветив остатки их лодки.

Где Остьен? Где Тайлор?

Ни того, ни другого видно не было.

Она дрожала от холода и страха, болтая ножками над темной бездной.

Она почувствовала, будто что-то коснулось ее ноги. Посмотрев вниз, она увидела лишь проплывший с рыбьей скоростью огромный силуэт. Большой силуэт. Еще более темный, на фоне моря. А потом показалась пасть. Огромная, в три ее роста.

Чудовище вынырнуло из воды на несколько метров вверх и своей пастью в полете поглотило большую часть обломков, плавающих неподалеку. А затем ушло под воду. Роза разглядела черную чешую, каждая чешуйка которой была с две ее ладошки, продолговатое вытянутое тело, забор острых плавников на спине и четыре конечности. Морда была похожа на голову ящерицы, но размером со взрослого человека и с длинными клыками.

Морской дракон или же…

Левиафан.

Легендарный зверь, вымерший тысячелетия назад. Должен был быть вымершим.

Роза прекрасно помнила, как матушка рассказывала ей перед камином теплыми вечерами сказки об этих существах. Но в сказках, конечно же, были еще славные рыцари-герои в сияющих белых доспехах, которые всегда побеждали все магическое и сверхъестественное и устанавливали мир и стабильность. И они, безусловно, справились бы с этим существом.

Но сейчас их рядом не было.

Была только она, девятилетняя девочка, голодная, замерзшая и обессиленная.

Такая маленькая в таком большом и опасном море.

Тварь плавала где-то внизу, потерявшись из виду.

Фешта покрепче вцепилась в деревяшку, легла на нее всем телом животом вниз, благо поверхность была подходящего размера, и принялась яростно бить ножками по воде.

Но вода не хотела отпускать ее.

Как бы девочка не старалась, она не двигалась ни на метр. Волны будто бы намеренно толкали ее назад, в сторону существа. Жидкость стала вязкой, ноги вязли в ней, словно в меде. В конце концов она и вовсе не смогла двигаться больше.

А потом ее кто-то схватил за ногу.

Она повернулась назад, через плечо с ужасом смотря на лицо своего отца.

— Роза-а, — его губы, бледно-мертвые, раскрылись, и из них потянулся этот вой ее имени, вместе со струйками черной крови.

Его лицо, искаженное в гневе было похоже на какую-то зловещую маску из дома какого-то маньяка извращенца, который снимал кожу со