Луций резко обернулся, чем заставил врезаться в его грудь, а затем взял меня за подбородок и нежно поцеловал. На его губах чувствовался вкус отчаяния, страха и желания. Я же, охваченная внезапным порывом, забыла все на свете и просто наслаждалась этой минутой. Чувства юноши словно передались мне с поцелуем и острой болью пронзили то место, где когда-то пребывало безропотно терпящее сердце.

– Больше никогда так не делай! – закричала я, еле оторвавшись от профессора и пустившись в бегство.

Глава 11

Блэр

Ноги не слушались, цепляясь за каждую ветку. Я бежала от Луция или от возможности что-то почувствовать. Юноша не собирался вот так заканчивать диалог, поэтому преследовал до тех пор, пока отдышка не заставила меня остановиться.

– Блэр, я видел это в твоих глазах: ты что-то почувствовала, – заговорил профессор Кай, поравнявшись со мной на лесной опушке.

– Да, и это была боль! Ты доволен? – взорвалась я, изнемогая от боли раны, приобретенной несколько мгновений назад.

Чувства к Луцию лишь на секунду сверкнули во мраке моей души, а затем вновь исчезли, повинуясь тьме. Сейчас мне хотелось быть подальше от этого красавца, чтобы больше никогда не ощущать подобной агонии.

– Значит, твое сердце на месте, раз ты можешь воспринимать боль? – уточнил профессор Кай, все еще сомневаясь в отсутствии главного органа.

– Мое сердце забрал Нумибус, но рядом с тобой внутри что-то тревожится, и я ощущаю…

Я не могла выразить полный спектр своих непостоянных эмоций, поэтому запнулась, не решаясь продолжить.

– Что? – требовал собеседник выявление истины.

– Ненависть! – солгала я, а затем ринулась дальше в лес.

Солнце уже подходило к кромке заката, лишая последней возможности не заблудиться в этой зеленой ловушке.

– Я не верю тебе! – крикнул Луций, снова нагнав меня.

Он перехватил мою руку и потянул на себя, чтобы приостановить мою прыть.

– Ай! – вскрикнула от боли, вновь вспомнив о ране.

– Блэр, укус серьезный, требуется немедленно вернуться и позаботиться об этом, – строго произнес Луций, забыв о волнующей теме наших чувств.

– Сама справлюсь, – вырвав из последней силы руку, ответила я.

– Давай хотя бы провожу, ты долго будешь блуждать по лесу и …

– Плевать! Лишь бы идти одной и не видеть тебя! – в сердцах произнесла я, заметив, как фраза больно ударила Луция.

Анимаг перестал меня удерживать: казалось, он даже смирился с жестокой реальностью, где больше мне не нужен.

Сделав над собой усилие, я двинулась в сторону кампуса, чтобы быстрее оказаться в своей комнате и нацепить маску холодного безразличия. Удивительно, как этому юноше удается приостановить магию даже такого великого волшебника, как Нумибус. Вдруг Темный лорд почувствует, что в моей душе иногда возникают просветления, и нагрянет с очередной атакой? Я не успела подготовить армию против него: мои фаворитки и те предают одна за другой.

Вспомнив случившееся на занятии, я взглянула на руку. Зрительно ничего не изменилось, но укус щипал и больно ныл. Воздух был пропитан вечерними испарениями земли, а сам лес трещал и гудел от движения птиц и животных. К счастью, мне удалось выбраться из ветвистого заточения до ворот Филориума, и я вышла на поляну, где возвышался Мудрый дуб. Правда, до него я не успела дойти, заметив какие-то силуэты.

Шмыгнув за ближайший кустарник, я стала очевидцем странного ритуала. Мистер Киган, помощник Соррель, что-то раскидывал у корней дерева, при этом нашептывая неизвестные мне заклинания. Как не пыталась приглядеться, зрение не смогло обозреть, что именно происходило у Мудрого дуба, зато зоркий взгляд головореза тут же наткнулся на мой. Мужчина моментально разозлился и даже начал рычать, подобно дикому зверю.

Он положил в карман остатки веществ, чем окроплял дуб, и ринулся в мою сторону, продолжая бубнить заклятья. Пришлось найти в себе силы на второй за сегодняшний день забег. В кромешной тьме делать это было гораздо сложнее, но и мотивация усилилась в стократ.

За спиной я ощущала, как мистер Киган нагоняет, уж лучше бы это был Луций и его нежные губы. Предаваться грезам оказалось совсем неуместно: это только ослабило скорость. Рука преследователя больно вцепилась в плечо, но мне удалось высвободиться, пока противник утонул одной ногой в болоте.

Появившаяся из ниоткуда фора дала возможность убежать, как можно дальше и окончательно запутаться в своих ориентирах. Вокруг меня, не переставая, трещали ветки, а мозг нескончаемо посылал фантомные видения лысой головы Кигана, то за одним деревом, то за другим. Наверное, всему виной рана: я начинала ощущать, как силы покидают тело, но ноги все еще брели куда-то, в надежде выйти к хижине Луция.

В этот вечер желаниям было не суждено сбыться: вместо того, чтобы попасть к хижине, я оказалась у ворот замка родителей. Огромные стены забора теперь казались еще больше, нежели, когда я здесь жила. Очень захотелось попасть внутрь на правах невидимки, посмотреть любимые местечки и свою комнату, где провела детство.

– Блэр? Это ты, тыковка? – послышался родной голос отца.

У самых ворот стоял Глен: в руках он держал стакан молока и мое любимое печенье. Мадам Финч не так давно неслучайно принесла мне именно этот набор угощений, потому что только эта пища ассоциировалась с папой.

– Глен? Почему ты стоишь здесь среди ночи? – задала вопрос, не отвечая на тот, что шел от отца.

– Я каждую ночь жду, что ты вернешься, – горестно проговорил мужчина.

За то время, что я его не видела, Глен сильно изменился: седые волосы теперь заполонили всю голову, видимо, соревнуясь по количеству с выступившими морщинами. Во взгляде папы читалась удушающая тоска, но, при виде меня, искра надежды попыталась зардеть в глазах мужчины.

– Зря тратишь свое время, я никогда не вернуть. Сейчас просто заблудилась, не ожидая наткнуться на замок.

– Ты таким образом наказываешь меня, что я не твой отец? – еле слышно обратился Глен к моей совести.

– Нет, тебя стоило бы наказать за глупость и слепую веру в Карнелию. Как можно прожить столько лет рядом с этим монстром? – гнев сочился из меня невидимым ручьем.

– Я оставался с ней ради тебя…

– Ты оставался с ней ради себя! Беспомощный и жалкий, ты и сейчас не можешь противостоять ей и спросить за измену и предательство.

Глен молчал, раздавленный неоправдавшейся надеждой на воссоединение с дочерью.

– Может, ты права: я слаб по сравнению с твоей матерью. Но единственным, что я отстаивал в своей жизни, была ты, Блэр. Если бы не та жертва, что пришлось понести мне, думаю, Карнелия давно бы растоптала твое сердце, – вдруг произнес