Я как-то сумела фыркнуть с презрительным весельем, которого не испытывала.

— Альтернатива — чтобы вы это делали за тюремной дверью насыщенными жирами?

Она ответила не сразу, будто ей пришлось принять какое-то решение. Потом наклонилась ко мне так близко, что я ощутила запах полотна от ее костюма, чистого и светлого. Глаза у нее горели ярко, почти лихорадочно, и меня пробрал озноб. Не к добру это.

— Мне плевать, что ты умеешь пробуждать магию демонов, — прошептала она, пугая меня. — Мне плевать, если ты — родоначальница демонов на земле. Моя проблема — члены ковена, не видящие дальше своего близорукого носа. Окопавшиеся в старых страхах настолько, что не видят, кто ты. Они проголосуют против меня — и правит большинство, пусть оно даже слепо.

У меня пересохло во рту:

— И кто же я?

— Ты — то, чем должны быть все мы! — выкрикнула она, но тут же отодвинулась и понизила голос. — У тебя же такая сила! Мы все обрубки, половина того, чем должны быть. А можем стать целыми, и ты — это путь к цельности. Ты — будущее. Я могу тебя защитить. Подпиши бумагу, и я тебе обещаю, что ты выйдешь из наркоза такой же, как была, с нетронутыми магическими способностями. Это прикрытие, чтобы увести тебя с радара ковена и от пристального взгляда Трента Каламака.

Во как. Раскол? Так, посмотрим, что это за Большой Каньон.

— И я буду твоим персональным монстром, а не ковенским? — спросила я, испытывая не такой уж легкий испуг. — Я с демонами дела не имею.

— Имеешь, — настойчиво сказала Брук, и гомон в камерах стих. — Есть в твоем деле. И остаешься в живых каждый раз. Сила, которую ты нам можешь вернуть…

— Я имею в виду, — перебила я с отвращением, — что не имею дела с тобой, и подписывать ничего не буду.

Лицо у Брук сделалось неприятное:

— Ведешь себя как дура. Если не хочешь смотреть в будущее, посмотри тогда в свое настоящее. Хочешь вернуться в эту дыру? Ладно. А можешь быть переведена в апартаменты. Бесконвойный режим, еда настоящая. Вид из окна. — Она глянула на смотрящих на нас заключенных. — Уединение. Подпиши бумагу, я тебе даю слово, что ты останешься такая, как есть.

Я посмотрела на лежащий на столе документ. Такая, как есть? Замерзшая, несчастная и за тридевять земель от дома?

— Допустим, я приняла пилюлю глупости и подписала. Кем же я стану? Солдатом? Или племенной кобылой?

Женщина улыбнулась:

— Материнство — почтенное занятие.

Я вздернула голову и кивнула:

— Не спорю. Но любое мое потомство будет тут же украдено демонами, лапочка моя Брук.

— Все продумано, — возразила она и щелкнула вынутой из сумки ручкой, кладя ее на стол. — Станешь донором яйцеклеток. Демоны даже знать не будут. Можешь даже усыновить кого-нибудь из своих детей. Я так точно собираюсь.

Она хочет моего нерожденного ребенка? Будет продавать мое потомство тому, кто больше даст?

— Ты омерзительна! — сказала я ей, но в ответ получила лишь, снисходительную улыбку. Она даже набрала воздуху, но я подняла руку, предупреждая ее слова. — Который сейчас час?

Она сделала утомленное лицо. Шевельнулась жилистая рука — женщина посмотрела на часы.

— Три пятнадцать, — ответила она.

Я вздохнула, опустилась в обивку. Самое время.

— Брук, меня уже здесь нет. Единственное, почему я от вас, идиотов, не пыталась ускользнуть раньше — хотела пару часов полюбоваться видами перед тем, как вернуться домой. Кривая ваша улица, Ломбард-стрит, или Остров Сокровищ. Мостик знаменитый, с которым вы так носитесь. Но не могу сказать, что экскурсия по Алькатрасу мне понравилась. Слишком реалистично.

Брук недоверчиво фыркнула:

— Мы окружены соленой водой. Лей-линий на острове нет. Он окружен очень дорогостоящим защитным заклинанием — ни один колдун не прыгнет сюда на выручку. И даже если бы ты могла подключиться к линии через фамилиара — которого у тебя здесь нет, как мне известно, — на тебе заговоренное серебро.

— Вот это? — Я подняла руки, показывая кольцо на опухшем запястье. На нем было мое имя и дурацкий серийный номер. — Красивая штучка. — Я опустила руки. — Только понимаешь, Брук, миленькая ты моя, удержать меня не удастся.

Давай, Айви.

— А я думаю, что удастся.

Демонстрируя уверенность, она откинулась на потертую спинку стула.

Я покачала головой, улыбаясь.

— Не выйдет, лапонька. В Цинциннати почти уже восход. Знаешь, что произойдет, когда встанет солнце? Линии для вызова закроются. Нет-нет, прыгать по ним можно, но вызовы перестают работать. А знаешь, что случится как раз перед этим?

Сначала Брук глядела на меня тупо, но потом поняла.

— По линиям ты прыгать не можешь, — сказала она вслух. — Ты от них отрезана.

Я наклонилась вперед. Избиение, унижение, бесчестье заключения в металлическом шкафу на целый день, — все это отвалилось от меня шелухой, оставив лишь едкое удовлетворение.

— Я не демон, — сказала я негромко. — Но в их систему введена. — Меня сотрясло чихание, где-то внутри зарождалась дрожь. Домой, домой! — Надо было тебе прийти, поговорить со мной. — Жаль, что не могу с самодовольным видом закинуть ногу на ногу. — Я девушка добрая и вежливая, все было бы хорошо. А вы меня только разозлили.

Я снова чихнула. Нарастало ощущение скручивания в животе, дальше будет хуже.

— Я сейчас домой, принять горячую ванну и поспать. И знаешь, что я тебе скажу? — Я стиснула подлокотники, будто это меня могло задержать хоть на миг. — Я понимаю, как легко было меня недооценить. Давай начнем сначала. Можете затеять со мной войну, а можете прийти ко мне для беседы. Выбирать вам.

Вытаращив глаза, Брук встала, попыталась схватить меня через стол.

С шипением упала между нами серая полоса.

У меня сердце дало перебой. Я заставила себя не вскочить, когда Бис расправил крылья, раздувая кисточки на ушах и на хвосте, который дергался, как у кошки. Когтистая лапа сгребла неподписанный контракт, голова наклонилась, пылая красными глазами, не обещающими ничего хорошего.

— У нее горгулья! — крикнула Мэри. Ее слова подхватили, они понеслись по тюрьме. — У Рэйчел горгулья!

— Охрана! — заорала Брук, вскакивая с места.

Она упускала меня и знала это.

Голова закружилась — это Бис расправил крылья и прыгнул ко мне на плечо. Незнакомый узор линий Западного побережья вспыхнул у меня в мозгу, резкий, изломанный, отдающий вкусом битого камня. Бис все время их ощущал, а когда мы соприкоснулись, ощутила и я. Крылатый мальчишка оплел мне шею хвостом, и я почувствовала предательские слезы. Домой. Я возвращалась домой.

Хотелось встать, но я не могла. Тяга вызова стала болезненной. Я пальцами показала Брук «вампирский поцелуйчик», и линии втянули меня. А копоть, за это полагающуюся, я приму с радостью.