— Если оплата достойная, то мне это кажется удивительной возможностью. — Он достал охлажденное шампанское и два бокала. — Хватит переживать, что ты недостаточно хороша. Она бы тебя тогда не пригласила.

— Но я никогда не работала над такими крупными проектами. У Ника есть парень, который работает над биографией его отца и написал уже семь других. Я спросила, могу ли списать у него. Роуэн рассмеялась и ответила, что именно поэтому и хочет работать со мной. Что у нас общее чувство юмора и она достаточно доверяет мне, чтобы рассказать о детстве. Думаю, не всегда у них с матерью были хорошие отношения, и ей нужен кто‑то, с кем она сможет сохранить баланс между правдивостью и нежеланием опорочить мать.

Тревис открыл бутылку, над которой повисло небольшое облачко, и разлил пузырящуюся жидкость по бокалам.

— И она выбрала тебя. Отлично. Я горжусь тобой.

Не услышав ответа, он посмотрел на Имоджен. В ее глазах стояли слезы.

— Правда?

Неужели никто не говорил ей, что гордится ею? Никогда?

— Да. — У него перехватило дыхание. — Очень.

Они чокнулись, и переволновавшаяся Имоджен отпила такой большой глоток, что чуть не поперхнулась.

— Есть одна проблема, если я соглашусь. — В ее голосе звенело напряжение.

«Если».

— И какая? — Грудную клетку сжимало все сильнее.

— Мне придется часто ездить в Грецию, особенно поначалу. Она не против того, чтобы я работала здесь, но там нужно перебрать много материала. Письма и фотографии. Афиши и прочие памятные вещи. График поездок достаточно гибкий, чтобы я вернулась к открытию отеля во Флориде. Если ты все еще хочешь, чтобы я на нем присутствовала. — Последние слова она выговорила практически шепотом.

— Ты уезжаешь.

— В конце недели Роуэн увозит детей обратно в Грецию и хотела бы взять меня с собой, чтобы я начала работу, пока она будет там. Поэтому я и хотела сперва поговорить с тобой.

Они ничего не обещали друг другу, и поэтому он не имел права чего‑то у нее требовать. Тревис опустил руку в карман, и бриллиант на обручальном кольце впился в его ладонь.

— Когда я подпишу контракт… аванс очень щедрый… я смогу найти достойную квартиру.

— Тебе не обязательно это делать, — вырвалось у него.

— Ты не хочешь, чтобы я ушла теперь, когда есть такая возможность?

— Нет. Я хочу, чтобы ты была здесь.

— Правда? — Она неуверенно улыбнулась.

— Конечно. — Его раздражала собственная уязвимость. — Иди сюда.

В нем поднимало голову чудовище, готовое биться за право обладать этой женщиной.

И она с готовностью отдавалась ему — с такой готовностью, что это пугало; от нежности не осталось ничего, их секс был диким и примитивным, потому что она испытывала такую же отчаянную потребность в нем, как и он в ней.

Он подхватил ее на руки и отнес в постель, оставив початую бутылку шампанского.

Тревис услышал ее плач и, не успев толком проснуться, инстинктивно начал поглаживать и нашептывать ласковые слова. Ему хотелось разбудить ее, чтобы не дать снова пройти через этот кошмар, — в первую очередь ради себя. Невыносимо слушать эти всхлипывания и знать о причине.

Но почему? Он так старался доставить ей удовольствие, сблизиться настолько, насколько это вообще возможно без полной потери себя.

— Тревис. — Она прижалась к нему, продолжая дрожать.

— Моя вина. — Они несколько часов занимались любовью и пропустили ужин. — Я закажу доставку.

Имоджен удержала его. Дыхание приходило в норму, сердце билось уже не так часто, но казалось, она еще не до конца очнулась от кошмара.

— Это словно начало конца.

Ему тоже так казалось, просто он не был готов это признать и предпочел забыться в сексуальных утехах.

— Поживем — увидим. — Он поцеловал ее и осторожно высвободился из объятий, чтобы все‑таки встать и заказать им ужин.

За неделю отсутствия Имоджен скучала по Тревису так сильно, что каждый день просыпалась в слезах; ей хотелось, чтобы он приехал — но нет.

«Я хочу, чтобы ты была здесь». Тогда ее эти слова согрели, но чем больше она их вспоминала, тем яснее видела в них проявление не любви или преданности, но слепой страсти — той, что не длится вечно.

А это означало, что, несмотря на всю привязанность и страх, что работа негативно повлияет на их отношения, нужно обеспечить себе независимость.

В конце концов, это важно сделать ради собственной самоценности и внутреннего спокойствия. Ей не подойдет роль жены, стоящей в тени его достижений. Ей нужна уверенность, что ее будущее не зависит от того, что происходит между ними.

Поэтому она подписала контракт и отправила Тревису фотографию своей подписи. Он так тепло ее поддержал по скайпу, что Имоджен едва не прослезилась.

— Спасибо. — Она оторвалась от экрана и помахала в окно. — Рейф машет и показывает большой палец.

— Рейф? Это кто такой? — Неожиданный лед в его голосе пронзил ее насквозь.

— Я тебе говорила, это тот парень, который работает над биографией отца Ника. Он уезжает в Лондон.

— Но он вернется? Ты будешь работать с ним?

— Удаленно. Тревис. — Ей всегда казалось, что ревность мужчины — это приятно, но на деле она ощущалась как отсутствие поддержки. — Мы будем переписываться по электронной почте, чтобы сверить пересекающиеся детали. И все.

Это объяснение его удовлетворило; к тому же она обещала приехать к нему во Флориду, поддержать на торжественном открытии отеля по его дизайну.

По приезде у нее хватило времени, только чтобы переодеться и спуститься вниз, где ее ждал Тревис. Он оставил ей платье — воздушное творение с летящей юбкой цвета океанских волн. Без рукавов, облегающее и очень сексуальное, но в то же время очень элегантное. К стилисту она не успевала, так что просто убрала волосы с лица и оставила их свободно спадать на плечи золотисто‑каштановой лавиной с янтарным отливом.

Зал был полон смокингов и ярких платьев. Имоджен оглянулась в поисках Тревиса и наткнулась на его пристальный взгляд. Он смотрел на нее с каким‑то странным выражением лица… Одобрение? Голод? Тревис отставил бокал в сторону и двинулся ей навстречу.

— Я скучала. Я люблю тебя. И всегда любила. — Бессмысленно это отрицать.

Она ощутила эти слова всей кожей, как обещание восхода, нового дня, нового начала. Это была не та незрелая восторженная любовь начала их отношений, но зрелая и мудрая; та, что знала: невозможно умолять, требовать или зарабатывать любовь ответную. Только предложить свое сердце и надеяться на ответ.

— Ты выглядишь прекрасно. — Он резко замкнулся в себе, взял ее под руку и поцеловал в щеку легчайшим из поцелуев, совершенно свободным от малейшего намека на страсть.