А когда однажды кто-то из наших стал болтать языком,рассказывая ненужные подробности, Ковач приехал к нему сразу с тремя коллегами.И болтуну просто отрезали голову. На этом все разговоры завершились раз инавсегда. По моим предположениям, у Ковача было человек пятьдесят киллеров и вдва раза больше помощников, которых он лично направлял на различные дела,учитывая сложность задания.

Вот и теперь — раз меня вызвал Ковач, я уже понимал, чтозадание очень сложное. Легких дел он мне не поручал — не та квалификация. Затоденьги за свою работу я тоже получал как «суперпрофессионал», а это ужекое-что. С Ковачем у меня с первого дня сложились простые, хорошие отношения.Он меня уважал за Афган. Именно он и придумал мою кличку Левша. За мой левыйпротез, которым я так хорошо пользовался. За мое прекрасное алиби.

Мы с ним встречаемся всегда в разных местах. Он сам говорит,где и куда мне нужно приехать. Его авторитет — закон для всех киллеров. Поэтомуя еду, не раздумывая. Хорошо иметь такого главного «диспетчера», которому можнодоверять выбор места встречи.

На этот раз Ковач какой-то сердитый, недовольный.Здоровается со мной, едва кивнув головой и показывает на стул рядом с собой.Этот дом, куда я приехал, видимо, предназначен для сноса, никого нет, вездехолодно и даже нет света. Только лампа горит на столе у Ковача, масляная лампа,допотопная такая. — Как дела? — спрашивает Ковач по привычке. —Все в порядке, — отвечаю, — жду мол, что скажешь.

А он нахмурился еще больше и говорит:

— На этот раз очень серьезное дело поручается. Я бы небрался, но просили такие люди, которые обеспечивают нам все прикрытие. Черезних идут документы, информация. И отказать им я никак не могу.

— Понимаю, — говорю, — не нужно такдраматизировать. Все, что нужно сделаю. Ты только фамилию назови.

— В том-то и дело, — он мне, — что фамилияочень известная. Это уже не уголовщина, а политика.

— Какая разница, известная или нет, — рассуждаюя, — мне все едино. Я и так стрелял всегда в известных типов — банкиров,«авторитетов», «воров в законе», — мне все равно.

— Да нет, — внезапно отвечает он, — в этотраз не все равно. И произнес фамилию вслух. Мать честная, я хоть и сидел, нодаже подпрыгнул от волнения. Такого действительно в моей практике не было. Егодействительно весь мир знает. — Отказаться можно? — сразуспрашиваю. — Нельзя. Ты самый лучший наш «стрелок», — лицо у Ковачакакое-то печальное, словно он предчувствует все будущие неприятности.

— Ладно, — решаю я, — раз надо, так надо. Акто интересно «заказчики»?

— Это не наше дело, — быстро произноситКовач, — никогда на эту тему не говори. — Хорошо. А какая оплата?

— Паспорт, — Ковач смотрит на меня оченьпристально, — они дают нам незаполненный паспорт, и ты можешь вписатьлюбую фамилию. А потом уехать из страны. И еще получишь сверху сто тысячдолларов.

— Не пойдет, — сразу говорю я, — паспорт мнеих не нужен. Мне уже однажды давали паспорт. Только чудом спасся. В эти игры яне играю, никуда из страны убегать не собираюсь. — Понимаю.

— А вот денег дают мало. Чего это «заказчики» такиеприжимистые пошли. Это ведь не банкир какои-нибудь, не бандит. Об этом убийствево всем мире говорить будут. Может, еще мои портреты, как фотографии Осваяьда,по всему миру расходиться будут. Нет, на сто тысяч долларов я несогласен. — А сколько хочешь? — уточняет Ковач. — Триста тысяч.И хороший карабин. Желательно СКС с оптическим прицелом.

— Насчет денег должен переговорить с ними. А оружие мытебе найдем, любое оружие, хоть гранатомет. — Кто его охраняет?

— Пока выясняем. Но, думаю, не дилетанты в любомслучае. Там опытные профессионалы. Они свое дело хорошо знают. Так что тебепридется туго.

— Это я уже догадался. Ужасно интересно, — сноване удержался я, — кому могло прийти в голову устранить его таким образом.Ведь будет скандал. Ковач очень сильно разозлился. — Слушай, Левша, —сказал он каким-то звенящи голосом, — давай договоримся. Это дело нассовсем не касается. Ты принял «заказ», быстро исполнил его и все, сматываешь всторону. Если хочешь мое мнение, то это будет твое последнее дело, Левша. Посленего ты должен рвать когти, завязывать. И так уже ходят нехорошие слухи ободноруком. О тебе слышали слишком много людей. Пора отправляться тебе напенсию. Сделай дело, возьми денег, и будь здоров. И никогда, нигде и никому незадавай того вопроса, который ты сейчас задал мне. Понятно?

— Значит, даже так. Думаешь, мое последнее дело?

— Убежден. Если начнешь жадничать, работать по мелочам,тебя вычислят и найдут. Такого свидетеля в живых не оставят. А деньги я тебемогу хоть завтра привезти, мы тебе всегда доверяли.

— Не надо, — отвечаю, — пусть заплатят. Атвои рекомендации я учту. Может, мне действительно нужно завязывать. —Место, где жить, у тебя есть? — Да, есть одно местечко. Я купил тамнебольшой домик, — даже Ковачу я не буду рассказывать, что у меня подЛенинградом есть хорошая «обкомовская» дача. Хозяин раньше секретаремЛенинградского обкома был. Два этажа, семь комнат, все как у людей. Я за неесто пятьдесят тысяч отдал в прошлом году. Но, кроме меня, об этом знает толькостарик-сторож, живущий на даче. И больше ни одна живая душа. — А бабахорошая? — он, кажется, не шутит. Тут я молчу. Про мою стерву-женурассказывать не хочу. Про валютных девочек тоже не тянет. А про Иру не могу. Досих пор тяжело вспоминать, хотя уже целый год прошел.

— Нет, — говорю, — бабы у меня нет. Один яживу, всегда один.

— Это напрасно, — вздыхает Ковач, — баба домсогревает. Ты только найди спокойную, работящую. И больше ничего не нужно. Атрахаться можно на стороне, денег у тебя, слава Богу, хватает.

— Ищу. Если найдешь такую, скажи, сразу прилечу, —отвечаю и вижу, как он наконец улыбается.

— Поговорили, — смеется Ковач, — я сегодняпозвоню, попрошу увеличить сумму втрое. Думаю, согласятся. У них просто нетдругого выхода. А ты уже думай, как подобраться к своему «клиенту». Это будеттвой звездный час, пострашнее Афгана.

— Страшнее не будет, — равнодушно бросаю я и тожеподнимаюсь.

Потом мы с ним выходим по очереди из этого старого дома. УКовача старенький «жигуленок», шестой модели. Весь побитый и домятый. Куда ондевает свои деньги, я не знаю. Да и не мое это дело. У меня в Ленинграде стоитнеплохая «девятка». А здесь я теперь на такси езжу или на попутках. Такудобнее.

Теперь мне было необходимо узнать об этом человеке все. Оего привычках, о его вкусах, о его выступлениях. Это только кажется, чтополитического деятеля легче убить, чем банкира или «авторитета». Он всегда навиду, среди людей, а они ведь могут затаиться. Ничего в этом нет правильного.Как раз вечно появляющегося на людях политика охраняют куда лучше ипрофессиональнее, чем кого-нибудь из воровской братии.