Через некоторое время Привалова опятьпобеспокоила Антона.

– Сделай мне, пожалуйста, одолжение, – вполнеспокойно сказала она. – Пойми, мне на зоне было очень трудно. Я смогла тамвыжить и даже заработать авторитет только благодаря мыслям о тебе, о нашейсвадьбе и семейном счастье. Сейчас я великолепно понимаю, что жизнь развела насслишком далеко и нам с тобой не жить вместе. Но я не хочу, чтобы ты считал меняубийцей Михаила. Да, я думала, что совершила преступление, лишила жизниневинное существо, только это получилось случайно, от неопытности и страха. Нотеперь я поняла, почему его уронила, у крошки тогда сломалась шейка. Я добылаиз тайника улики, полностью меня обеляющие. Пока еще не знаю, что буду с нимиделать. Посмотрю, подумаю, решусь ли перевернуть жизнь людей, которые считают,что прошлое навсегда похоронено.

– Разговор окончен, – отрубил Антон.

– Милый, – прошептала Таня, – ради нашейпервой встречи, в память о том дне, давай встретимся. Я покажу тебе кое-что ирасскажу правду, а потом исчезну из твоей жизни. Клянусь, что навсегда. Прошу,стою на коленях, дай мне возможность оправдаться!

– Ладно, – нехотя сказал Антон, – у тебя будетдесять минут.

– Мне хватит, – обрадовалась Таня. – Еду!

– Куда? Постой! – приказал Вольпин.

– Разве ты не позвал меня в гости? –забеспокоилась Привалова.

– Я не собираюсь беседовать в квартире, –пробурчал Антон. – Помнишь арку?

– Проход к автобусной остановке? – уточнилаТаня. – Мне то место часто снилось на зоне.

– Вот там и стой в полночь, – велел Вольпин.

– Хорошо, – без тени сомнений согласиласьТатьяна…

Антон перевел дух и посмотрел на меня.

– Хотите сказать, что, явившись на свидание,обнаружили Привалову жестоко избитой? – спросила я.

– Верно, – согласился Вольпин. – Она лежала наспине и была в сознании, успела прошептать несколько слов. Наверное, преступникубежал за минуту до моего появления.

– И что она говорила? – занервничала я.

– Молилась, – ответил Антон.

– Молилась? – с удивлением переспросила я. –Татьяна церковный человек?

– В тот год, когда я с ней общался, онарассказывала, что мать часто возила ее на службу, но после ее смерти Таня вцерковь не ходила, – пожал плечами Вольпин. – Но время бежит, она, думается,сильно изменилась, очутившись за решеткой. Я наклонился над телом и услышал:«Отец святой…» Все.

– Все… – с тоской повторила я. – И выпозвонили в «Скорую»?

– Да. Уж не знаю, какое у вас обо мнесложилось мнение, – мрачно произнес Вольпин, поглаживая свою аккуратнуюбородку, – но я не гад. Татьяна была жива, я вызвал врачей и остался рядом сраненой до приезда машины. Прибыли очень странные медики: пока один оказывалпострадавшей помощь, второй потребовал мой паспорт. Я вполне мирно ответил:мол, вышел за сигаретами, зачем было брать с собой документы, я живу в кварталеот пресловутой арки. Кстати, я вообще мог просто обойти тело и незаморачиваться чужими проблемами. Но доктор упорствовал. Я позвонил домойохране, Володя прибежал через пару минут, и одновременно с ним прибыла милиция,которую вызвал сотрудник «Скорой».

Надо отдать должное ментам, они были корректныс Антоном, очевидно, оценили по достоинству и костюм, и часы, и охрану. НоВольпину пришлось сообщить свой адрес и рассказать наспех придуманную историюпро закончившееся курево.

– Еще вопросы есть? – подытожил Антон.

– Кто такая Стефания? – спросила я.

– Понятия не имею, – явно тяготясь беседой,ответил Вольпин. – Татьяна всего раз упоминала подругу. Я запомнил это имя лишьпо одной причине: у меня была тетка Стефания.

– А больше Таня никого не упоминала?

Бизнесмен встал.

– Вроде нет. Больше я ничего не скажу. Непотому, что не хочу, а потому что не знаю. Много лет назад я совершил типичнуююношескую глупость – переспал с симпатичной девчонкой, не успев с ней какследует познакомиться. Многие парни проводили так свой досуг. Мы не думалитогда о СПИДе и других болезнях, просто брали от жизни все. Связь быламимолетной. Сколько я должен вспоминать о той истории? Если меня подозревают визбиении Татьяны, я готов предоставить ДНК для анализа, пусть сравнят моикулаки с ее синяками. Не знаю, чего еще захочет эксперт, но даже разрезав меняна кусочки и засунув под электронный микроскоп, никакой моей причастности кпреступлению не найдут!

– Привалова говорила об уликах, – перебила яАнтона, – вроде хотела их продемонстрировать при вашей встрече.

– У нее ничего при себе не было. Никакихпакетов, сумок, чемоданов. Она лежала на спине, широко раскинув руки. Думаю,Татьяна, и так-то человек психически нестабильный, во время заключенияокончательно повредилась рассудком, – поставил он диагноз старой знакомой, – ейследовало отправиться на прием к психиатру. Ну все, пойду, у меня полно дел!

– Странно: приехал в больницу к женщине, скоторой решительно не хотел иметь дел… – протянула я. – Привез сок, деликатесы,розы…

– Я же не знал, что там на тебя наткнусь! –огрызнулся Антон. – И почему странно? Некоторые люди способны испытыватьжалость!

– Думается, дело не в сочувствии, – скорчила ягримасу. – Наверное, господин Вольпин просто хотел попросить Татьяну нерассказывать дознавателю, по какой причине она в полночь очутилась в арке.Совесть не позволила тебе бросить избитую женщину без помощи, но и становитьсяподозреваемым было не с руки. Желтой прессе очень понравится сюжет о бизнесменеи уголовнице, распишут эту историю яркими красками. Вот ты и решил: лучшесмотаться в клинику, поговорить с Приваловой. Ведь так?

Вольпин на секунду растерялся, но потом взялсебя в руки и повторил:

– Пойдем, у меня полно дел!

– Хорошо, – кивнула я. – Спасибо, что нашелвремя для разговора.

Антон вывел меня на улицу, нырнул в шикарныйджип, и тот, недовольно «крякая», унесся прочь. Шофер Вольпина, наплевав направила дорожного движения, без зазрения совести пересек две сплошные линии,разворачиваясь, потом газанул и помчался в левом ряду, напрочь проигнорировавзнак «40».