– Почему? Не все же со студенческой скамьиуходят в науку, множество людей получает первую ученую степень после сорока,даже ближе к пятидесяти, – приободрил меня Федор Сергеевич. – Главное,поставить пред собой цель и идти к ней, не сворачивая с пути.

– Хороший совет, – кивнула я. И указала нарояль, стоявший в эркере: – Отличный инструмент, старинный. Похоже, «Бехштейн»?

– Да, – удивленно ответил профессор. – Вылюбите музыку?

Я встала, подошла к роялю и откинула крышку.

– Разрешите?

Не дождавшись ответа, села на вертящуюсятабуретку и положила руки на клавиши. Надо же, пальцы до сих пор помнят, кудаследует нажимать!

– «К Элизе», Бетховен, – моментально узналпроизведение Федор Сергеевич. – Вы замечательно играете. Окончили музыкальнуюшколу?

– Да, – подтвердила я. – И московскуюконсерваторию в придачу. Правда, по классу арфы.

– Бог мой! – поразился Федор Сергеевич. – Стаким образованием и посвятить свою жизнь отбросам общества!

Я захлопнула черную крышку, погладила ладоньюпотускневший лак и вернулась в кресло.

– Никогда не испытывала влечения к музыке,меня упорно усаживала за инструмент мама, оперная певица. Но, увы, создатель неотсыпал ее наследнице ни таланта, ни особого трудолюбия, не вышло из девочкиМоцарта. Зато я, как вы верно заметили, служу обществу, помогаю очистить его отдурных членов. Татьяна, ваша дочь…

– Она мне не дочь, – грустно ответил Привалов,– давайте не будем более на эту тему.

– Извините, но придется. Покидая колонию,Татьяна указала этот адрес в качестве своего, – лихо соврала я. – Именнопоэтому я и свалилась вам на голову. Если бывшая зэчка не становится на учет,наша служба обязана поднять тревогу.

Надеюсь, Привалов не сообразит, что Татьяна незнает, где теперь живет ее отец, и никак не могла дать его адрес в качествесвоего.

Федор Сергеевич схватился за сердце, и именнов эту минуту в кабинет вошел Ваня с подносом в руках. Быстро поставив ношу настолик, мальчик бросился к отцу.

– Тебе плохо?

– Не волнуйся, милый, – с трудом произнесученый, – просто накапай мне валокордина.

Ваня умчался.

– Умоляю, при сыне ни слова, – задергалсяПривалов.

– Не волнуйтесь, – попыталась я успокоитьученого. – Значит, Татьяна здесь не появлялась?

– Конечно, нет, – зашептал он, – она сюда несунется. Вы, наверное, в курсе, что совершила преступница?

– В общих чертах. Она убила своего сводногобрата, Михаила Привалова, – кивнула я.

– Мишенька был моим сыном. Вета родила его донашего брака. Поженившись, мы не распространялись о своей истории.

Вернулся голубоглазый мальчик, принеслекарство. Через пару минут Федор Сергеевич осторожно вздохнул:

– Фу, отпустило…

– Очень хорошо. Так где Татьяна? – вернулась ктеме беседы.

– Понятия не имею. И знать не хочу, – злоответил Привалов. – Много лет уж прошло, но я не могу ее простить.

– Трудно забыть смерть ребенка, – сочувственносказала я, – но вам Господь послал еще одного, и тоже мальчика.

– Татьяна была в детстве очень проблемнойдевочкой, – продолжил Федор Сергеевич. – Я женился на ее матери, как говорят внароде, «по залету». Ирина была очень молода, всего шестнадцать, а мне едвастукнуло двадцать. В сущности, свадьбу играли дети.

– Некрасивая история, пахнет совращением, – яоценила ситуацию по-своему, – парню в этом возрасте уже положено знать, чтотакое хорошо, а что такое плохо.

– Ну да, – кивнул Федор Сергеевич. – Но все жесделайте скидку на глупость юноши, занятого в основном учебой. Ирина была оченьхороша собой, просто картинка, вот я и не устоял. Но никакого насилия не было,все произошло по взаимному согласию. Правда, с моей стороны не было любви, однолишь голое влечение. Мать Иры, обнаружив беременность дочери, пригрозилаотнести заявление в милицию, мои родители испугались.

– Нельзя сказать, что эта ситуацияэксклюзивна, – усмехнулась я, – тысячи женщин вынудили порядочных парней пойтис ними в загс, заявив о беременности. Кстати, многие из таких союзов вполнеблагополучны.

– Но не в нашем случае, – пригорюнилсяпрофессор. – Хотя я решил: раз уж так получилось, надо налаживать жизнь, ноничего не вышло. Ира была против.

– Ирина? – изумилась я. – Против? Да онамечтала выйти замуж за обеспеченного москвича!

– Вовсе нет, – печально ответил ФедорСергеевич. – Я только спустя пару лет сообразил: что-то не так. Вроде Ирахорошая жена: готовит, убирает дом, за девочкой присматривает… Но она никогдасо мной не спорила!

– Абсолютное большинство мужчин позеленело быот зависти, услышь они вашу претензию, – не удержалась я от замечания.

Профессор взял со стола сигарету, щелкнулзажигалкой и с жадностью затянулся.

– Видите ли, – продолжил он наконец, – мне,как и всем мужчинам, не по вкусу скандальные особы, и жена, соглашающаяся смужем по любому вопросу, очень редкое явление в современной действительности.Но Ира проявляла не благородство, а равнодушие. Если я о чем-то просил, онаисполняла пожелание мгновенно, молча, но у меня создавалось впечатление, чтотакое поведение вызвано не любовью к супругу, не желанием сохранить в семье мири покой, а совсем иными причинами.

– Какими же? – заинтересовалась я, отмахиваясьот дыма руками.

Профессор сложил губы трубочкой и выпустилколечко дыма.

– Ну, понимаете, она со всех ног кидалась кплите или утюгу, чтобы побыстрее покончить с делами и схватить книгу, которуюперечитывала постоянно. Ирине хотелось иметь побольше времени для себя, отсюдаи хозяйственное рвение, она не тратила время на нелепые споры, предпочиталасохранить его для своего досуга. Так ведет себя прислуга. Я никогда не примерялна себя роль сатрапа, не заставлял Ирину пропадать на кухне. Нет, совсемнаоборот: я пытался устроить жену на учебу, предлагал ей получить высшееобразование, убеждал, что без диплома у человека нет будущего. Но нет! Супругакивала, быстро отрабатывала у плиты повинность и хватала свою книгу.

Федор Сергеевич загасил окурок в пепельнице иоткинулся на спинку кресла.