Хаджар едва смог ощутить прощальный поцелуй.

— Фрея, ты…

Но феи уже не было. Она истаяла сродни полусонному наваждению. И лишь небольшая искра на лбу, медленно впитывающаяся в кожу, напоминала, что все произошедшее действительно произошло.

Хаджар потер место поцелуя.

— Мне бы сперва с Орденом Ворона разобраться, — проворчал он и, развернувшись, направился к лежащим на земле членам отряда. — проклятье, как же я ненавижу эти интр…

— … все ваши интриги, Император, ни к чему не приведут. Ветер Северных Долин не будет играть в них послушную роль пешки.

Посреди прекраснейшего из дворцовых залов, на камнях сверкающих всеми цветами радуги, похожих одновременно на застывшую в камне воду и запечатленный в узоре мрамора, весенний ветер, лежала столь же прекрасная дева.

Израненная, с запекшейся кровью на золотых волосах. Обнаженная, покрытая синяками и ссадинами. Связанная цепями, выкованными из самых редких и могущественных волшебных металлов, зачарованных лучшими из придворных магов.

Она едва дышала.

Но даже так — её глаза; глаза цвета запоздалого рассвета, излучали лишь волю и отвагу. Несмотря на то, что она была раздета, избита, изрезана, она не оставляла попыток разорвать сковавшие её цепи и подняться на ноги.

— Ни к чему не приведут… — послышался голос.

В зале никого, кроме девы, больше не было. Но, тем не менее, голос струился словно изнутри… изнутри самого дворца. А может это и вовсе — действительно говорил сам дворец. Каждый его волшебный камень.

— Дергер… я просил тебя лишь привести ко мне нашу прекрасную посланницу.

— Мой Император, — прозвучал уже другой голос. — она оказала сопротивление. Я просто…

— Хватит, — перебил первый. — ты свободен. Ступай.

В зале послышались шаги. Но того, кому они принадлежали, дева увидеть так и не смогла.

— Почему ты решила помочь ему, посланница? — спустя какое-то время спросил голос. — Война уже совсем близко. В твоем лице мы потеряем опытного полководца.

Она тяжело дышала. Задыхалась в сдавливающих цепях. Но взгляд её глаз оставался все таким же ясным и стойким.

— Все долги, — произнесла она с трудом. — должны быть… оплачены… мой… Император.

— Долги? — удивился голос. — неужели ты чтишь свой долг тому несчастному созданию, что по сей день бродит во тьме?

— У этого создания… было… имя… — процедила сквозь боль дева. С каждым её словом. С каждой попыткой освободиться — цепи стягивались все сильнее. Они рвали её плоть и ломали кости. — Пока вы… не… забрали… даже… его.

— Забрал имя? Ты обвиняешь меня в том, что я забрал имя одного несчастного смертного? — голос засмеялся. Тяжело и густо. Как будто прогремело что-то в небесах. — Я вправе забрать имена у всех, кто ходит под небесами. Я вправе забрать жизни у всех, чьи глаза видели свет Ирмарила. Я есть все. Я есть начало. Я есть…

В зале вновь прозвучал смех. Но на этот раз совсем другой. Хрупкий. Едва различимый. Полный боли и сожаления.

— Вы можете убеждать себя в этом сколько угодно, мой Император, — собрав все силы, дева выплюнула эти слова, а цепи сдавили её еще сильнее. — но в этом мире есть те, кто знают прав…

Что-то нависло над девой. Что-то такое, что, в отличии от цепей, заставило её замолчать.

— Будь осторожна со своими словами, — прошептал голос.

— Разве они ложны? — дернулись в сторону золотистые волосы.

— Может и нет…

На какое-то время в зале повисла тишина.

— Еще не все потеряно, мой Император, — прошептала дева. — вы все еще можете…

Что-то невидимое, но не знающие слова «слабость», вздернуло её подбородок. Оно заглянуло ей в глаза.

— Когда ты согласилась на мое предложение отправиться в путешествие вместе с Пеплом, маленькая девочка, ты ведь чувствовала, да? — голос звучал вкрадчиво. Он будто проникал в сознание девы. Бродил по её воспоминаниям так легко, словно проходил через открытые двери. — Чувствовала, чем все это закончится, но все равно отправилась.

— Мой народ…

— Ты заключила со мной сделку, посланницу. Ты, а не я, пришла сюда и молила, чтобы я спас твой народ от Времени. И я выполнил твою просьбу.

— Я…

— Долги надо оплачивать, — вновь перебил голос. — ты сама это сказала. И твой долг мне все еще не оплачен.

Цепи, все это время терзавшие тело девы, опали на землю, а на месте прекрасной девы в воздухе зависла…

— А теперь ступай, посланница. Когда придет время, ты встретишься на поле брани с ним и пронзишь его сердце своим клинком. Таков твой долг. И ты его уплатишь.

Вновь тишина, нарушаемая лишь едва слышимым взмахом крыльев.

— Так ведь Фрея?

Застывшая в воздухе фея, обнаженная, израненная, но не сдавшая, лишь гордо вздернула подбородок.

— Или мне лучше звать тебя… Мавери? Это имя ты придумала, когда назвалась ему тогда? Впрочем, оно мне никогда не нравилось, — в голосе невидимки послышалась ирония. — Интересно, как отреагирует Волшебник, если узнает, что все эти эпохи на свете жил его последний друг, которого он похоронил уже так давно. Хотя… друг ли ты ему, мой прекрасный шпион? Или может ты уже сама забыла кому служишь?

Голос вновь засмеялся.

— Я…

— Не забывай, — перебил голос. — пока ты служишь мне, твой народ не исчезнет во Времени.

Сверкнули глаза цвета запоздалого рассвета, но так же быстро потухли.

— Мой… Император… — чеканя слова, поклонилась фея.

— Правильное решение, — этого не было видно, но обладатель голоса явно кивнул. — А теперь ступай. Тебе надо готовиться к битве.

— Да, мой Император.

Фея взмахнула крыльями и вылетела из зала.

— Умри!

Хаджар вовремя уклонился и удар кинжала Абрахама прошел в дюйме от левого глаза.

— А, это ты… — выдохнул Шенси и, ругаясь, попытался встать, но у него не очень получилось.

— Ты, как будто, этому не рад, — усмехнулся Хаджар и, утерев пот, уселся на ближайшую кочку.

— Все в этом мире относительно, — пожал плечами Абрахам. — Господа и дама…

— И гном! — немного возмущенно добавил Алба-удун.

— И гном, — добавил Шенси и снова выругался. — в каком мы состоянии?

Хаджар разбудил Абрахама последним. Просто потому, что Шенси, из свего отряда, обладал самой высокой ступенью развития. Хаджар бы мог воспользоваться ситуацией, когда все находились без сознания и проникнуть своей волей в энергетическое тело Шенси и полностью его просканировать, но… в этом не было бы чести.