Сотник пришпорил коня и, щурясь от мелкого снега, острыми колючками впивающегося в глаза, поскакал еще быстрее. За ним следовало полтора десятка воинов – вполне достаточно, чтобы справиться с несколькими выжившими урусами.

Когда звон колокола над разрушенной Рязанью утих, из толпы послышался срывающийся голос:

– Братие, вознесем Господу молитву за упокой души тех, кто погиб от руки поганых нехристей. Да смилостивится над нами Святый Дух и оградит от всякого зла.

Коловрат высмотрел говорившего и узнал молодого дьякона из Спасского собора. Его ряса была порвана и в нескольких местах обгорела, одна рука висела на перевязи из грязной тряпицы, а всю правую сторону лица покрывала сплошная кровавая корка. Дьякон был еще молодой, наверное, лет двадцати с небольшим, но в его голосе слышалась уверенность, которой нынче так не хватало рязанцам.

Вокруг него собралось несколько десятков людей. Они опустились на колени, прямо в истоптанный, серый от золы снег, и склонили головы. Дьякон осенил себя крестным знамением и нараспев начал:

– Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежди живота вечнаго новопреставленного раба Твоего…

Над молящимися пронесся нестройный гул – люди называли имена погибших родственников, друзей и близких. Послышались сдавленные рыдания.

Поколебавшись пару секунд, Коловрат спрыгнул с коня и тоже подошел к пастве. Видит Бог, ему было о чем помолиться. Опустившись на колени, он прикрыл глаза.

– …и яко благ и человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная его согрешения и невольная…

Евпатий изо всех сил сжал рукояти мечей, висящих с двух сторон у него на поясе. «Господи, помоги мне. Не жизни у тебя прошу, не богатств и почестей. Дай только время отплатить поганым нехристям за пролитую кровь земляков, за город, от которого не осталось камня на камне, за смерти близких».

– Яко Ты еси воскресение и живот, и покой рабам Твоим…

Запнувшись, Евпатий Львович хрипло прошептал:

– Анастасии, отроковице Ждане, во крещении Марии, отроку Иоанну…

Перед глазами замелькали образы, от которых сердце болело так сильно, будто его жгли каленым железом. Ждана, перемазав мукой личико и волосы, старательно лепит из теста неведомых зверюшек. Ваня с криком выпрыгивает из-за занавески у печи и «страшным волколаком» кидается Коловрату на спину, а потом заливается радостным смехом. Настя сидит у постели, смотрит ласково. Улыбается, держит в руках деревянную свистульку. Прижимается всем телом, гладит мужа по волосам, горячо целует, хихикая от того, что борода щекочется…

Картины из прошлого хлынули сплошным потоком, затягивая Евпатия в бешеный водоворот. Господь отмерил ему так много счастья, подарил все, о чем можно мечтать. И даже провалы в памяти не омрачали жизнь сколько-нибудь ощутимо, потому что дома всегда ждала Настя, возились дети, пела тягучие песни Лада. Ворота и двери дома все время хлопали от множества гостей, посыльных и посетителей, на столе стояли блины, а в душе царили покой и любовь… Теперь ничего этого не осталось.

Чувство необъятной ледяной пустоты свалилось на Коловрата мельничным жерновом, смяло, поглотило всего целиком, не давая дышать. И когда уж не осталось никакой мочи сопротивляться, откуда-то рванулся истошный женский крик:

– Орда! Орда вернулась!

Евпатий оказался на ногах еще до того, как успел об этом подумать. Ладони все так же сжимали рукояти мечей, сердце забилось с троекратной силой, кровь забурлила, изгоняя из души пустоту и отчаяние. Господь услышал его молитву!

От разрушенных ворот города скакали мунгалы. Много ли их? Коловрат не успел заметить, да ему было и плевать. Хоть бы вся Орда пришла сюда во главе с Батыем, это не имело значения. По рязанским улицам снова скакали тати, каты, убийцы. Те, кто отобрал у него все. И Господь даровал шанс поквитаться.

– Слава тебе, Господи! – заревел бешеным медведем Евпатий и ринулся на врагов. Мечи со свистом покинули ножны, сверкнули в тусклом свете вечернего солнца и завертели смертоносную мельницу.

Сзади дружинники Ингваря Ингваревича хватали оружие и строились в боевой порядок, но Коловрат этого не видел. Весь мир для него сжался до конных фигур впереди, до их лохматых шапок и блеска сабель.

Он несся вперед с нечеловеческой скоростью, рычал и выл как безумный, раскручивая мечи. Он был так страшен, и так мало походил на человека, и так жутко ревел, что боевые кони степняков испугались этого неведомого существа. Животные шарахнулись в стороны, и Евпатий влетел прямо в центр отряда врагов.

Не останавливаясь, он пронесся вперед, поднырнул под саблю, нацеленную ему в голову, и на развороте рубанул обоими мечами наотмашь. Кровь хлынула фонтаном и на землю упали отрубленные рука и нога мунгала. Сам же он с криками свалился с другой стороны коня, дергаясь и извиваясь от смертельной боли. Коловрат крутанулся еще раз, поднырнул под брюхо соседней лошади, вспорол его и выпрыгнул с другой стороны, даже не взглянув, как несчастное животное завалилось на бок, подминая седока. Третьему мунгалу удалось отбить удар неистового русича, и он уже занес саблю для удара, когда Евпатий всадил ему меч прямо в живот. Рязанский витязь двигался так быстро, что враги не успевали реагировать. Закаленные в самых жестоких битвах воины Батыя в ужасе смотрели на пляшущую среди них смерть, а она хохотала им в лицо, не прекращая колоть и рубить.

Казалось, Коловрат неуязвим. Мунгалы в панике махали оружием, кто-то даже достал лук и попытался застрелить сумасшедшего уруса, но тщетно. Тот метнулся шаг в сторону, и стрела воткнулась в шею коня, заставив того встать на дыбы от боли. Наездник свалился в снег, а в следующий миг уже скорчился в последней судороге – из разрубленного горла алыми струями выплескивалась жизнь.

Лучник натянул тетиву снова и встретился взглядом с налитыми кровью глазами. Выстрелить он уже не успел – в воздухе свистнул меч и вонзился мунгалу прямо в переносицу. Труп еще не успел упасть, а ближайший к Евпатию наездник уже полетел лицом в снег и затих с собственной саблей между лопаток. Через миг Коловрат оказался уже в седле и понесся на сбившихся в кучу врагов.

Дружинники Ингваря спешили на подмогу, но на полпути остановились, со священным ужасом наблюдая, как Евпатий в одиночку истребляет отряд конников.

– Неистовый… – едва слышно прошептал Ратмир, когда его бывший ученик с рычанием врубился в десяток врагов и пролетел сквозь них, оставляя за собой только порубленные трупы и лужи дымящейся крови.

На Руси было немало легенд и преданий о ярых богатырях, воины пересказывали былины о Демьяне Куденевиче, воеводах Рагдае Удалом и Волчьем Хвосте, но пожилой витязь никогда не думал, что ему выпадет случай увидеть неистового героя воочию.

О том же, видать, думали и остальные рязанцы. Они молча, испуганными глазами наблюдали за кровавым побоищем и только качали головами, не веря своим глазам. Казалось, даже раненые перестали стонать и затаили дыхание в напряженном ожидании. Не мог один человек справиться с пятнадцатью врагами. Не мог, а справлялся. Да так, что снег из белого стал багряным, а кругом валялись только искромсанные тела, отрубленные конечности и кишки.