не портят людей, они лишь показывают их истинное лицо. Знаешь, как говорят: хочешь узнать человека — дай ему в руки власть. Это выражение как никогда подходит моему отцу, и убеждаюсь я в этом из года в год.

— А если я не буду той женой, которую ты представляешь в своих идеальных фантазиях? — с вызовом произнесла я, мельком поглядывая в его сторону.

— Солнце, если бы ты не была таковой — я бы не обратил на тебя внимание среди сотен других студенток, которые откровенно домогались меня.

Я подавила желание закатить глаза.

— И кто на этот раз?

— Синди Джонс, — усмехнулся он. — Она так активно облизывала ручку, словно собиралась сделать самой себе гастроскопию желудка… или просто продемонстрировать глубокую глотку. Мне кажется, в тот момент она еще сама не разобралась, что больше всего меня впечатлит.

Я громко рассмеялась, прикрыв губы ладонью.

— Ты же понимаешь, что делают они это лишь потому, что не знают, что у тебя кто-то есть?

— Думаешь, если я продемонстрирую, что я не свободен, то домогания прекратятся? Я знаю людей, которых это заводит еще больше. Да и к тому же, не хочется обламывать некоторых девчонок…

— Ах, ты…

Я навалилась на него всем телом, руками опираясь об крепкую грудную клетку. На его устах плясала игривая ухмылка, а взгляд — любимый взгляд хищника — с наслаждением разглядывал мое полуобнаженное тело.

В груди что-то щелкает.

Я резко подрываюсь с места со слезами на глазах. С жадностью хватаю ртом воздух, пару раз моргаю, провожу руками по лицу, стирая слезы, и прихожу в себя.

Воспоминания — страшная штука. Они будут преследовать меня до конца жизни, ковыряться в свежих ранах и вытряхивать из тела весь оставшийся дух.

Прикрываю лицо ладонями и громко выдыхаю, всеми силами сдерживая нервный всхлип. Я никогда не смогу оправиться от его предательства. В голове никак не может уложиться тот факт, что каждое его действие, каждое слово, каждый его взгляд, сводящий с ума, — продуманы до мелочей и напрочь лишены искренности.

Я настолько зарываюсь в мысли, что не замечаю вокруг себя буквально ничего. Поднимаю взгляд и оглядываюсь по сторонам.

Меня поместили в незнакомое помещение, чем-то схожее с обыкновенной крохотной комнаткой в общежитии. По сравнению с теми условиями, в которых я жила последние полгода — это помещение с первого взгляда кажется мне пятизвездочным отелем. Похоже, Ричард сдержал обещание, и меня поместили в одиночную комнату с человеческими условиями.

Протираю глаза тыльной стороной ладони, размазывая остатки слез по лицу, и хлюпаю носом. Желудок мгновенно отзывается острой голодной болью при одном только подъеме с мягкой комфортабельной кровати с белоснежным пастельным бельем.

Я встаю на ноги с одной лишь целью — отыскать еду.

Как только правая нога касается ледяного пола, я тут же ощущаю мгновенный укол боли в бедре. На этот раз боль имеет совершенно иной характер. Я мигом прикасаюсь к месту, которое продолжает беспокоить меня на протяжении нескольких дней, расстегиваю комбинезон с термоконтролем и натыкаюсь на белоснежный пластырь, намертво приклеенный к пулевому ранению. У меня нет сил на то, чтобы к чертям разодрать его от кожи, поэтому я равнодушно застегиваю потайной замок комбинезона и направляюсь к входной двери.

Они, наконец, вытащили пулю из бедра. Пройдет пару дней, и кожа полностью восстановится после вмешательства скальпеля. Спасибо и на этом.

Открывая дверь, я стараюсь не вспоминать то, что происходило несколько часов назад… или дней? Не имею ни малейшего понятия сколько я проспала, пожалуй, я уже привыкла к временному выпадению из реальности. В конце концов, что изменится, если я узнаю, сколько я была в отключке?

Ничего. Ничего не изменится.

Я отвлекаю себя как могу, лишь бы не вспоминать, лишь бы не видеть перед взором его ледяные ледяные ледяные глаза, лишь бы не разреветься посреди длинного коридора с бесконечными дверьми, лишь бы не потерять рассудок с каждым проделанным шагом и не упасть замертво, привлекая лишнее внимание…

Со мной все в порядке.

Я цела. Мне не нужна помощь.

Я стала сильнее. Я стала чертовски сильнее из-за бесчисленных падений в бездну… и одного внепланового предательства.

— Добрый день! — восклицает какая-то мимо проходящая девушка в белоснежном халате. Она приподнимает руку, добродушно приветствуя, и на ее запястье я замечаю тонкий браслет из белого пластика.

— Как мне пройти в столовую? — равнодушно бросаю ей вслед, когда она отходит от меня на несколько шагов.

Она тут же останавливается, оборачиваясь на меня с легкой улыбкой на устах. Пару секунд девушка неловко поправляет прямоугольные очки в серебристой оправе, оглядывая меня с головы до ног.

— Столовая находится этажом выше, — радушно сообщает она миловидным голосом, заправляя прядь коротких светлых локонов за ухо.

— Мне может понадобится твой пропускной браслет, — я киваю в сторону ее запястья.

— О, у тебя есть точно такой же.

Опускаю хмурый взгляд и на левом запястье улавливаю знакомое очертание браслета. Отодвигая рукав комбинезона с термоконтролем, едва прикасаюсь к прохладной пластмассе, стараясь отвлечься от неприятных воспоминаний о серебристом металлическом браслете, который обезвреживал током.

— Он открывает тебе доступ лишь к комнате проживания, лифтам и столовой, — поясняет девушка, замечая, как я зависаю над браслетом. — Лифт слева по коридору.

— Спасибо, — вяло бросаю я, не удосуживаясь взглянуть в ее сторону.

Черт, я превращаюсь в того без эмоционального робота, не способного на эмпатию. Быть может это и к лучшему?

Прохожу в лифтовой холл и прикладываю браслет к сенсорной кнопке для вызова. Буквально через минуту двери лифта распахиваются и Кевин быстрым шагом выходит из кабинки, едва не сбивая меня с ног.

— Пришел следить за мной? — равнодушно бросаю я, ступая в просторы лифта. — Учти, я иду в столовую, и меня совершенно не волнует, куда ты хочешь меня увести по приказу своей госпожи.

— Мне велели сопровождать тебя, — бесцветным голосом отвечает парень, прикладывая браслет к сенсорной кнопке с номером двадцать.

Он встает возле меня, невозмутимо переплетая руки на груди.

Сегодня на нем по-прежнему сидит белоснежный халат «Нью сентори» с мерзким серебристым треугольником на груди, простая однотонная рубашка холодного белого оттенка в сочетании с черными пуговицами и обыкновенные темно-синие слаксы.

— Зачем сопровождать меня? Вы выдали браслет, — с раздражением произношу я, подавляя желание закатить глаза.

Кевин без особой надобности поправляет и без того идеально уложенные концы каштановых волос, и молниеносно направляет безучастный взгляд в мою сторону.

— Как самочувствие? — вдруг интересуется он. — День правды не слишком расшатал твой эмоциональный фон?

— Иди к черту, — огрызаюсь я, улавливая короткую мелодию из