За время моего вынужденного сидения я немного упорядочил то, что мне удалось выяснить про Скелле. Первое — существует некий источник энергии где-то за пределами планеты. Второе — что является носителем этой энергии, с моими примитивными инструментами выяснить невозможно, но этот носитель взаимодействует с неоднородностями в кристаллических структурах. Третье — на этих неоднородностях при перемещении последних относительно источника носитель энергии расщепляется и формирует вокруг что-то похожее на интерференционную картинку или стоячие волны, на гребнях которых возможно преобразование энергии в привычные нам виды, в основном электромагнитного излучения. Четвертое — это преобразование происходит через посредничество некоторых веществ, которые я хоть и держу в руках — это материал линз и что-то в минералах, которые составляют фонарики, — но определить по объективным причинам не могу. И, наконец, преобразование в линзах не всегда происходит в известные мне формы излучения. Имеют место и эффекты — например, охлаждение предмета или появление момента или импульса на предмете, — которые я объяснить не в силах. Вполне возможно, что физик мог бы предложить какие-то разумные гипотезы, но я был простым инженером. Зато как истинный инженер я готов был использовать явления, сути которых я мог и не понимать. В конце концов, физики научились считать закономерности формирования сил в пространстве поля, которое называют электромагнитным, при этом совершенно не понимая его природу.

Ясно было, что активные ядра — так я назвал неоднородности в кристаллах — расщепляют неизвестный носитель энергии на стоячие волны разных частот (предположительно частот), которые затем могут быть преобразованы посредниками — так я назвал материал линз и неизвестный минерал в фонариках — в различные эффекты. В то же время при наблюдении активных ядер через линзы я всегда видел оптические эффекты. Значит, любое расщепление на ядре несет в себе полный набор возможных эффектов, но с разным распределением по частотам. Это соображение давало мне возможность экспериментировать на любых кристаллах, хотя для эффективного использования, конечно, надо было обзавестись коллекцией разных кристаллов.

Первое, что я собирался сделать, — это построить подзорную трубу из материалов линз. Если уж любое расщепление в неоднородности кристалла или в голове, считай, в мозге скелле, можно было наблюдать через этот прибор, то это крайне важный и нужный инструмент, который даст мне возможность определять наличие активного ядра или ядер, как в случае с живой скелле, на каком-то расстоянии. В мире, где правит магия, видеть магию жизненно важно!

На пути моей задумки стояло одно, но капитальное препятствие — те инструменты, что у меня, были очень грубыми. С их помощью я еще мог собрать рамку для эксперимента, но не мог, например, отшлифовать линзу под нужное фокусное расстояние. В моем распоряжении был один день. Потом я буду матросом, и мало того что мне придется работать, так я к тому же буду на очень малом пространстве судна, где будет невозможно отгородиться от расспросов. Покидать зону пирса мне убедительно не советовали, и я нашел способ.

Артам по-прежнему прятался на складе. Когда я вошел туда, он дернулся, пытаясь встать с большого тюка, на котором валялся, но, узнав меня, расслабился и помахал рукой, приглашая присоединиться к нему. Я подошел.

— Артам, мне нужно две вещи. Поможешь?

— Какие вещи? — лениво поинтересовался тот.

— Мне нужно два листа не толстой кожи, вот, примерно такого размера, — я показал на пальцах. — Еще немного брусочков деревянных и, если есть, тонкая проволока. Ах да! Еще мне бы смолы от таких синих веников, знаешь?

— Знаю, конечно. Только где же я тебе это возьму?

— Дед сказал, что я могу порыться здесь на складе, — немного расширил я выданные мне полномочия.

Артам посмотрел на здоровенного громилу, торчавшего у входа и с любопытством прислушивавшегося к нашему разговору. Тот кивнул.

— Ну, кожа есть, смола тоже — сколько угодно. Деревяшки сам найдешь. А проволока какая и сколько?

Я описал.

— Это тоже найдем. Ты сказал «две вещи». А тут уже целый список! Я смотрю, тебе палец в рот не клади!

— Это только первое. Я с ним бы и сам справился. Ты мне нужен для другого дела.

— Какого? — настороженно поинтересовался Артам.

— Надо в город сгонять и заказать в лавке у местного ювелира — надеюсь, тут есть такой — три линзы определенных размеров. Я их нарисую на бумаге. Деньги на заказ у меня есть.

— Ну, так пойдем! Все покажу, и рисовать не надо, объяснишь сам, что там тебе надо, — обрадовался Артам, явно находившийся под запретом на оставление пирса и тяготившийся этим.

— Дед советовал мне не ходить, — проговорил я негромко.

— А! Ну и ладно! Рисуй свои линзы и деньги готовь! — не потерял энтузиазма тот. — Вон, Суритам тебе остальное покажет, — кивнул он на амбала, явно торопясь смыться, пока его не застукал дед.

Суритам не горел большим желанием бродить по длиннющему складу, тем более что подошла пара телег с какими-то мешками и он вступил в оживленный разговор с возницами.

Вдоволь нагулявшись по закромам семьи деда, я нашел все, что мне было нужно, и даже с избытком. Кроме того, я обнаружил небольшие мешки с содой и вспомнил о виденном мной дома, на Земле. Перебрав мешки, я нашел то, что мне было нужно. В углу огромного ящика обнаружился валик из спрессованной и окаменевшей соды, лежавшей здесь явно не один год. Отломав несколько крупных кусков, я решил проверить догадку на одном из них.

Артама под рукой не было, когда он вернется, я предсказать не мог и потому приступил к кладовщику:

— Суритам, можешь полить мне на руки?

— Я от ворот не отойду. Тащи, вон ведро стоит, сюда — полью, конечно.

Я подошел к пирсу и в очередной раз подивился чистоте и прозрачности воды. На Земле река такого размера уже насобирала бы по пути ила и мути. Набрав ведро, вернулся к кладовщику.

— Тонкой струей лей, пожалуйста.

Суритам не стал держать ведро в руках, поставил его на лавку и слегка наклонил, позволяя воде потихоньку вытекать. Я, в свою очередь, подставил найденный кусок соды под струю и стал очень аккуратно поворачивать его, подставляя под воду разные стороны. Мне повезло! Кусок соды оказался достаточно древний, и постепенно под действием воды мелкая сода смывалась с куска, а внутри открывалась большая друза крупных кристаллов, образовавших красивый ежик, похожий на объемную снежинку. Аккуратно отмыв всю пыль с находки, мы залюбовались ей. Друза была очень хрупкая, и ее надо было срочно фиксировать в смоле.

У Суритама был вид, как если бы я на его глазах из куска дерьма достал крупный бриллиант.

— А чего это? Ты это из чего? — уставившись на кристаллы, бормотал он.

— Я тебе покажу. Намоешь, если повезет, себе сам. Но только это баловство. Она хрупкая и воды боится, даже той, что в воздухе.