Администрация Березовского кладбища состояла из двух комнат. Одну из них занимал местный начальник, в другой размещались рабочие, которые, судя по бардаку, творившемуся на подведомственном могильнике, отдыхали круглые сутки.

— Есть кто? — громко спросил Бояров, переступив порог на первый взгляд пустого кабинета с вывеской «Директор кладбища Левандовский Аристарх Борисович».

— Есть, есть, — послышался откуда-то из-за стены хриплый мужской голос.

Тут же открылась незаметная дверь и в кабинете возник хозяин, худой как щепка и совершенно лысый мужчина лет сорока.

— Привет, Бояров, — пробормотал он, протянул вялую руку и уселся за стол, над которым, к удивлению Соколова, висел портрет покойного Ельцина. — Твоя, что ли, бабка там стоит?

— Жаль, что не моя. Но привез я. Возьми документы.

— Да что мне твои документы, — отмахнулся директор. — Опять под неизвестную бомжиху хоронить?

— Яма есть? Давай хорони, недосуг нам…

— Есть яма… Силантьев!!! — во всю глотку крикнул Аристарх Борисович. — Просыпайся, мать твою!

Спустя минуту из той же двери появился заспанный гражданин в рабочем комбинезоне и почему-то с лопатой в руках.

— Где клиент? — флегматично осведомился он, приглаживая растрепанную, давно не стриженную шевелюру.

— В машине… А водилу-то вы куда угнали?

— Куда-куда… Я ему мопед дал и в магазин отправил. Должен бы уже приехать…

Послышался треск мотора, и на пороге возник только что упомянутый водила, державший в руках рюкзак, в котором что-то симпатично звенело, шелестело и, возможно, булькало.

— Ну? Тут я… Демьян, я сегодня больше не поеду. Сколько можно?

— Сколько нужно, столько и можно, — ответствовал Бояров. — Успеете выпить. Бабку закопать надо.

— Не протухнет, — произнес директор Левандовский. — Наливай.

Силантьев достал из привезенного рюкзака две бутылки водки, вытащил из стола шесть граненных стаканов и разлил водку. Получилось чуть меньше стакана на каждого. Все, кроме Соколова, взяли стаканы и, не чокаясь, выпили. Соколов, почувствовав, что подозрительно отрывается от коллектива, тоже выцедил стакан «Московской».

— Ну, помянули, теперь и хоронить можно, — сказал директор. — Организуй, Силантьев…

Рабочий взял лопату, с которой, видимо, никогда не расставался, и вышел из домика. Спустя минуту послышалась его перебранка с каким-то персонажем кладбищенской мистерии, потом звук отодвигаемой двери микроавтобуса.

— Борисыч, мешок дай! — попросил заглянувший в кабинет небритый молодой мужик разбойничьего вида.

— Возьми… — ответил Левандовский, показывая пальцем в направлении все той же едва заметной двери. «Разбойник» скрылся за стеной и тут же вернулся, держа в руке полиэтиленовый мешок в рост человека.

— Идете? — спросил он у Боярова.

— Идем…

Рабочие выгрузили из машины носилки со старушкой и сноровисто упаковали ее в мешок. Подхватили носилки и понесли куда-то в сторону видневшегося невдалеке леса.

Вскоре на самой окраине кладбища показалась яма, с боку которой высилась горка только что выкопанной земли. Вокруг нее виднелись свежие холмики с торчащими из них столбиками, на которых были прибиты фанерки с коряво выведенными трехзначными числами.

— Ставь, — скомандовал Силантьев. — Веревки где?

Второй рабочий сплюнул и отправился было назад — веревки он, естественно, забыл захватить, — но Силантьев махнул рукой:

— Хрен с ними, так кидай…

Они взялись за края мешка и без церемоний сбросили тело покойной старухи в могилу. Соколова передернуло. Это не укрылось от Добровольского, который исподтишка толкнул сыщика локтем.

— Закапывай, — произнес Силантьев и первым бросил в могилу лопату земли.

Черный полиэтиленовый мешок скрылся под слоем серой земли. Кладбище, вопреки всем славянским обычаям, устроено было не на пригорке с еловым лесом и песчаной почвой, а в низине, которую наверняка заливало дождями. Неуютно было лежать тут покойникам… Тем более что даже намека на хоть какую-то часовню здесь не было.

Когда над холмиком встал столбик, на котором был выведен порядковый номер «безымянного» захоронения, Соколов грустно усмехнулся.

— Это как в том анекдоте о похоронном бюро: «По какому разряду вы хотели бы устроить похороны?» — «По самому дешевому, по четвертому». — «А вы знаете, что означает «похороны по четвертому разряду»? Это когда венки несет сам покойный».

— Ну, бабка не обидится и на пятый разряд, — сказал Бояров. — Только вот что делать, если родственники нарисуются?

— Нет у нее никого. А если вдруг нарисуются, так и быстренько сотрутся, — авторитетно заявил Бояров. — Это столько «бабок» на кремацию одной бабки тратить? — скаламбурил он. — У мужа в ограде места нет, разрешено только урну с прахом захоронить. На худой конец урну и захороним. Только без праха, — он мерзко хохотнул.

— Стоило ли мелочиться? — делано зевнул Соколов. — Не такие уж там и траты.

— Не скажи, — покачал головой Бояров. — Траты существенные. Здесь-то хороним мы ее бесплатно, точнее, за государственные деньги, а за кремацию платить надо. Теперь представь, сколько мы одиноких покойников через бюро за год пропускаем… Вот тебе и «экономия»! Ну, да ничего, покойнички на нас не в претензии.

* * *

Спустя несколько дней после похорон старушки Косовский сидел в своем кабинете, наводя маникюр пилочкой для ногтей. И думал о том, кому бы сбыть «наследственный» антиквариат. Ногти вообще служили для него предметом особой заботы с тех пор, как отец с подачи учителей и с помощью ремня принялся отучать сына обкусывать их под самый корень. За много лет уход за ногтями превратился для Семена Семеновича в своеобразный ритуал, который он совершал ежедневно.

На столе Косовского тихо звякнул селектор. Голос секретарши промяукал:

— К вам посетители, Сергей Герасимович и Владимир Герасимович Давыдовы. Примете?

— Пусть заходят, — со вздохом пробормотал директор, пряча пилочку в ящик стола.

В кабинет вошли двое мужчин, возраст которых определить было довольно трудно — от сорока до пятидесяти. Но не это поразило Косовского — мужчины отличались только одеждой, да и то незначительно. Их лица, прически, манера держаться были абсолютно одинаковы! «Близнецы, что ли?» — подумал он и сказал:

— Слушаю вас.

— Мы двоюродные внучатые племянники Прокопович Ванды Васильевны, — заявил тот, что был одет в серые брюки и черный пиджак. — Нам сказали, что наша тетка померла и вы занимались похоронами. Хотелось бы получить полную информацию. Где она похоронена, что стало с вещами…

— Смотри ты, — удивился Косовский. — Столько лет не появлялись, а стоило бабке помереть — и тут как тут. Так вот, любезные, никаких данных о Ванде Васильевне Прокопович мы вам, по большому счету, предоставлять не обязаны. И не будем. Все хлопоты о ее похоронах и имуществе она возложила на нас. Вот договор, читайте, — он протянул братьям бумаги. Те принялись их просматривать.