ждал начала боя. Кровь кипела от предвкушения. Сложно было усидеть на месте. Чтобы хоть чем-то занять себя, пока в зале идут последние приготовления, он закурил самокрутку.

Судя по голосам, зрителей собралось много. Ещё бы: бой между двумя многорукими мутантами, каждый из которых уже стал городской легендой. Возможно, бой даже будут транслировать по защищённым каналам сети. При мысли о том, сколько людей сегодня увидят его, губы Шлака сами собой расползлись в улыбке.

Он ненавидел всех, кого-то чуть больше, кого-то чуть меньше. Ему нравилось видеть на лицах ужас. После каждого боя он смотрел в толпу и ощущал ее трепет. Страх в глазах пришедших за острыми ощущениями ублюдков, которые пытались скрыть его за маской восторга. Страх в глазах противника, который превосходит даже страх смерти. Он питался этим, он хотел ещё.

Когда-то давно он впервые вышел на ринг, будучи худощавым несмышленышем без имени и будущего. Он был всего лишь развлечением для обиженных жизнью низов, гниющих отбросов общества на помойке, называемой нижний город. Посмотреть, как дерутся двое сироток-уродов, собралась едва ли половина того количества, что ждала его появления сейчас. Это был пропитанный потом и спиртом подвал одного из заводов, гудящий днём и ночью так, что заглушал крики внутри. Липкий пол от спекшейся крови и прочих жидкостей. Тусклая лампа, в свете которой раскрасневшиеся от жары, искривлённые диким восторгом и ненавистью лица казались нечеловеческими.

Мальчику, которого выпихнули на ринг, было страшно. Он впервые видел своего противника, такого же худого и напуганного. Тот ничего ему не сделал, но должен был отхватить, потому что так решили другие. Мальчик бил своего противника, потому что иначе избили бы его. Потом, стоя над маленьким окровавленным телом, он посмотрел в толпу и впервые в жизни увидел на лицах людей что-то помимо презрения.

Странно, но Шлак не мог вспомнить, когда впервые понял, что ему это нравится. Бои для него стали единственным шансом доказать себе и всем остальным, что он не какой-то слабачок. Он хотел, чтобы те, кто считал его грязью и пустым местом, боялись его. После каждой победы презрения и равнодушия становилось все меньше. В конце концов его стал бояться даже хозяин, которому тот приносил огромные деньги своими победами. Его начали выставлять на бои с противниками куда старше и мощнее. Так бы он и сдох, не вмешайся Тощий.

Босс не презирал его и не боялся. Он давал ему достаточно свободы и возможность распоряжаться своей жизнью как угодно. Выходить на ринг по собственному желанию, а не по приказу хозяина. У паренька, который только убивать и умеет, появилась перспектива дожить до тридцати.

Шлак потушил окурок о стену и бросил в угол. Размял плечи и запястья. Он был в одних штанах, босиком, как предписывали правила. Оружие использовать не разрешалось, однако про механический протез никто и слова не сказал. У Шлака был простой, металлический, без искусственной кожи сверху, без встроенного оружия. Он заменял левую нижнюю руку, от которой всегда были проблемы из-за ее недееспособности. Ещё один подарок босса.

В дверь постучали. Он вышел в коридор, к сопровождающему. Устрашающего вида мужик поспешно отступил на несколько шагов назад. Шлак усмехнулся этому и медленно двинулся к свету.

При его появлении толпа приветственно взревела. Огромный зал был битком набит богатеньким ублюдками, которым недоставало в жизни красок. Все они пришли поглядеть, как два мутанта изобьют друг друга до смерти, пока сами остаются за толстой сеткой с дорогущими коктейльчиками в руках. Их интерес в победе одного из порчей ограничивался лишь сделанной ставкой. А потом, независимо от результатов боя, эти надутые уроды пойдут натягивать своих тёлочек, чтобы выплеснуть возбуждение от вида чужой крови. Шлак презирал их всех. Вот где настоящая гниль.

Среди одинаковых, ничего не значащих лиц громила разглядел и несколько знакомых. Босс стоял чуть подальше от сетки со своей вечной полуулыбкой, рядом с ним как обычно мрачный, немного ссутулившись, стоял Ив. Шлак не мог бы сказать почему, но он рад был видеть этих двоих сегодня. Босса окружали и другие его люди: верзила Белый — жирный и потный, красный от жары, неразлучная компашка — Арахна и Жесть, и ещё парочка шавок. Эти-то наверняка надеялись посмотреть, как Серафим его грохнет. Шлак улыбнулся шире, предвкушая удовольствие, с которым совсем скоро увидит страх на их лицах.

Толпа снова взревела, приветствуя второго порченого. Шлак обернулся к нему — и все остальное перестало иметь значение. Внутри закипела ненависть и дикое желание размазать лысую башку Серафима по бетону.

Шестирукий вышел на ринг с выражением полнейшего безразличия на вытянутом лице. Его бесцветные губы были изогнуты книзу, острый подбородок чуть приподнят. Он развел руки в стороны и пробежался пустым взглядом по толпе.

— Показушник, — процедил Шлак.

Серафим повернул к нему лицо и приподнял бровь.

— Ага, это я тебе, хрен недоделанный. Молчишь?

Серафим пожал плечами, и Шлак растянул перечеркнутые шрамом губы в широкой ухмылке.

— Ну молчи. Посмотрим, сколько ты выдержишь.

Серафим все с тем же выражением закатил глаза, показывая свое отношение к угрозам противника. Хорошо, решил Шлак. Так даже веселее. А вот подохнуть после всего этого будет совсем не весело.

Краем сознания Шлак уловил сигнал к началу боя и не теряя времени кинулся на противника. Серафим уклонился от первых ударов, потом перехватил две правые руки Шлака, пропустил удар левыми, но хватку не ослабил. Отвел в сторону левые и одновременно врезал кулаком в живот, одним, вторым. Шлак навалился на него всем весом, и Серафиму пришлось отступить на шаг, чтобы удержать равновесие. При этом он не перестал колотить кулаками. Шлак навалился ещё, и шестирукий снова отступил. Оба тяжело дышали от напряжения.

Шлаку больших усилий стоило не складываться пополам после каждого удара в живот. Он резко ослабил натиск, немного отступил и потянул противника на себя и вниз. Серафим не успел высвободиться и налетел грудью на коленку Шлака, воздух со свистом вышел сквозь приоткрытые губы, пальцы на миг ослабли. Не дав противнику опомниться, Шлак принялся колотить его по ребрам, животу и лицу. Серафим пропустил несколько ударов, пошатнулся и нырнул в сторону. Одновременно с блоком врезал Шлаку по лицу, плечу и груди тремя кулаками, заставив теперь его отступить. Оба замерли на пару секунд, приходя в себя.

Из рассеченной брови и уголка рта Серафима текла кровь. Шлак тоже чувствовал металлический привкус во рту. Он провел языком по острым зубам и сплюнул кровавый сгусток. Улыбнулся.

Шестирукий больше не выглядел скучающим. Он хмурил