— Я бы даже специально выпустил, — увлеченно подхватил Сергей. — И не просто следил бы, я бы постарался его на что-то интересное спровоцировать. Не люблю сомнений.

— Приверженность Кольцова к истине так же велика, как его гуманизм, — заключил Земцов с усмешкой. — И я вполне допускаю, что он попросит Марию продублировать эпизод конфликта с Борисом на новом уровне. Довести того до полного исступления, дать на нее наброситься, положить рядом нож или яд, а мы посмотрим из кустов или из шкафа. И в нужный момент попытаемся успеть. Не успеем, — так во имя истины же. Сообщу о своем решении позже. Провокации пока исключаю. Сережа, а что с главной подозреваемой Оксаной Серебровой? От меня уворачивается умело, как уж. И в то же время у меня нет сомнений, что это именно она покушалась на убийство первого мужа. Она же пасет завещание Андрея Петровича. Преступная суть.

— Присматриваюсь. Баба жесткая, циничная, приблатненная настолько, что лишь при большом умении живет на свободе. По поводу сговора с Горадзе у меня есть только одна информация. Она с ним встречалась незадолго до нападения на Антона Сереброва. Попалась запись видеокамеры в кафе на Арбате, которое принадлежит папаше Горадзе. О чем говорили — известно только двоим. А вот ее подружка — то ли травница, то ли колдунья, короче, мошенница по всем параметрам, меня заинтересовала. Мое предположение, что Оксана с ее помощью втирается в стан врага. К примеру, в дом Антона под предлогом помощи его жене.

— Сережа, уточни для непросвещенных, что такое «приблатненная»? — спросил Масленников.

— Это многое: склонность к криминальной среде, особый стиль общения — отшлифованные выражения наглости и изощренного хамства. И как главная суть — способность переступить через чью-то жизнь ради корысти. И при этом настолько хорошо чувствует опасность, что сейчас ее ухватить совершенно не за что. Только смутные догадки Андрея Петровича. Дальше мы не продвинулись.

— Работаем, — подытожил Земцов. — И на связи.

Когда опасность пробирается в дом, в душу, в сердце, когда она держит в тисках мозг, нет и речи о покое. Нет больше объективности, под вопросом доверие. Отмирают второстепенные, неважные чувства, выживает только самая крепкая любовь. Но и она уже никогда не будет безмятежной. Для того чтобы говорить друг с другом на одном языке, для того чтобы слушать и понимать, нужно быть свободными. Нужно уйти от страха.

Андрей Петрович проводил долгие часы в одиночестве под деревьями своего сада. Он давно не читал книг, не работал, не интересовался политикой, лишь бегло просматривал несколько раз в день криминальную хронику. По-прежнему таинственная, не названная опасность давила на сознание грозовым облаком, налетала резкими порывами паника, парализовала волю. Опасность не давала отвлечься на обычные, успокаивающие дела и хлопоты. На все, что было такой простой и такой, как сейчас выяснилось, счастливой жизнью. Счастливой, потому что жизнь. Нет большего страха, чем слово «смерть» рядом со словом «сын».

Андрей Петрович снова и снова перебирает, проверяет, рассматривает под солнечным светом и лупой внутреннего зрения то, что уцелело, что не покачнулось под ураганом обстоятельств в его семье. Он повторяет про себя, как детскую считалку. «Я люблю Антона, Антон привязан ко мне. Антон полюбил Марию. Мария полюбила Антона. Антон жалеет Кристину, он хочет и не может пока с ней расстаться. Мария любит Кристину, она не может решиться на разрыв с ней». Вот и все, о чем Андрей Петрович может судить, быть в какой-то степени уверенным. Все остальное под вопросом. Андрей Петрович думает о том, что остальных членов его семьи как будто унесло тяжелой волной далеко от него. Между ними непонимание, отчуждение и тайны.

Он никогда особенно не понимал Степана и Оксану, но это было нормально, совсем не тревожно: просто разные люди. Теперь любая разница между близкими людьми может оказаться наполненной любым содержанием. Ненавистью, ядом, агрессией, недобрыми планами. Наконец, местью. И всеобщим недоверием.

Кристина любит Антона. Она любит Марию. Это бесспорно. Это было бесспорно. Сейчас на ее спокойном, даже флегматичном лице выражение обиды и недоумения. С ней нельзя поговорить, ей трудно помочь, она уходит в себя, ждет только беды и сама становится бедой. У Кристины не очень развитый мозг, прямолинейные эмоции, зависимая натура, она может сломаться в такой сложной ситуации. Она уже сломалась, похоже. Если земля сильнее качнется под ее ногами, дай бог ей сил устоять.

«Это случайность, что роковая страсть вплелась в жизнь добропорядочной семьи именно в пору смертельной опасности? Разумеется, нет», — уверен Андрей Петрович. Таково свойство человеческой натуры: в отчаянные времена прорываются наружу тайные страсти. Перед лицом гибели не лгут и не откладывают на потом свои самые жгучие желания. Потом может не быть. Вот что произошло с Антоном и Марией.

Андрей Петрович думает о том, что и кому он мог бы посоветовать, если бы кто-то захотел его послушать. Если бы он осмелился. Да ничего и никому. Только то, что он говорит каждый день Антону:

— Ты, мой мальчик, держись. Все образуется. Я в любом случае на твоей стороне, ты знаешь. И прости меня за то, что я не умею скрыть свои страхи. Старость, наверное.

А вот и самый желанный его гость. По дорожке к нему идет своей картинной, уверенной походкой Сережа Кольцов — луч света, информации и оптимизма. Вот кто всегда знает, как надо, как ловить то, что представляет опасность. Для него не загадка, о чем думают люди, потому что он видит, из чего рождаются мысли. Они рождаются из мотивов. От мотивов к Сергею идут ниточки, за которые он всех и хватает. Это увлекательный и непредсказуемый мир. Он был бы забавным, если бы речь шла исключительно об абстрактных людях. О неизвестных жизнях. Сейчас Андрей Петрович держится за непоколебимую логику Сергея, как за страховочный канат. Сергей Кольцов и есть его спасатель.

— Я вас приветствую, — крепко и тепло пожимает Сергей его руку. — Отлично выглядите.

— Здравствуй, дорогой. Выпьешь чаю-кофе? Что-нибудь съешь? У меня есть обед.

— Выпью и съем, — Сергей усаживается в садовое кресло. — И еще умоюсь под вашим умывальником. Я покрыт пылью засад. Буду чай, кофе и пиво, если есть. Обед, само собой.

Это минуты бездумного отдыха и удовольствия для Андрея Петровича — наблюдать, как Сергей со вкусом и наслаждением, аккуратно и неотвратимо поглощает все, что есть на столе. Андрей Петрович и сам выпил с ним пива, ожидая и опасаясь новостей.

— Докладываю, — проговорил наконец Сергей. — По делу Никиты Крошина. Электрика взяли. То, что говорят они оба, в принципе находит подтверждение. Электрик перестарался с напряжением, но жертва могла бы выжить, если бы не больное сердце. Разрыв миокарда. Что отодвигает преступление от статьи «Покушение на убийство». Но это как решит суд. В любом случае очень серьезно. С Горадзе все по-старому. Стоит на версии ревности и аффекта. Наверное, Слава пошлет его на психэкспертизу. Я бы послал. Просто потому, что это крайне неприятный и душный субъект. Связь по этому преступлению с вашей невесткой мы доказать не можем.