плечами и развёл руками. — Рядом безбрежное лазурное море, над головой — безоблачное синее небо, на заднем дворе у меня распустились яркие цветки рапса, а у дверей буйно алеют азалии, назавтра я могу выйти в море, а послезавтра — подняться в горы, в доме есть серебро, в глиняном чане — золотые рыбки, разве не хороша такая жизнь? — Он обратил к Юнь Бицю полный искренней сердечности взгляд. — Зачем мне было тебя ненавидеть?

Юнь Бицю потерял дар речи.

— Если хочешь найти того, кто тебя ненавидит, то да, Ли Сянъи ненавидел тебя, но он уже давно мёртв, — серьёзно глядя на него, сказал Ли Ляньхуа.

Юнь Бицю хранил молчание.

— Если не можешь жить без прощения Ли Сянъи, я могу заставить себя притвориться, что он вернулся… — вздохнул Ли Ляньхуа. — Он ненавидел тебя, но теперь перестал, он больше не считает это важным.

— Не считает важным? — прошептал Юнь Бицю. — Если прошлое не важно, то что тогда?

— Важно то, что будет потом… Ты должен заботиться о своём здоровье, совершенствовать боевые навыки, любишь читать — получи учёную степень или найди себе жену, всё годится, всё будет хорошо, — весело сказал Ли Ляньхуа. — Разве не будет замечательно, если такой умный, одарённый и привлекательный молодой господин женится на принцессе, как Фан Добин?

Юнь Бицю бросил на него странный взгляд.

— Но у нынешнего императора только одна дочь, — наконец нашёлся он.

— Где угодно можно найти принцессу, в Тибете или в Лоулане, да и в землях Мяо в горах на юго-западе, по меньшей мере, дюжина принцесс наберётся… — с серьёзным видом заявил Ли Ляньхуа.

Юнь Бицю тяжело выдохнул и некоторое время молча смотрел на Ли Ляньхуа.

— Я проголодался.

Глава 95. Запятнанный кровью меч

Юнь Бицю оказался вовсе не шпионом Цзяо Лицяо, а самоотверженным героем, в одиночку подвергавшимся опасности. Распространившись в цзянху, эта история вызвала большие волнения — большинство всячески восхваляли «Сотню рек», многие сочувственно вздыхали, но было немало и тех, кто смотрел искоса и криво усмехался, словно наблюдая за представлением.

Но это было только начало. Теперь всем в цзянху стало известно: Юнь Бицю не погиб, с него сняли несправедливые обвинения, и все смогли узнать о его подвиге — лишь благодаря тому, что кое-кто воскрес из мёртвых.

Человек, прекрасный как яшма, в белых одеждах и с мечом в руке, словно воплощённое божество, одним движением спас Юнь Бицю, несколькими словами снял с него обвинения. Говорят, при этом присутствовали более десятка величайших знаменитостей цзянху, но ни у кого не нашлось возражений.

Этим небожителем, подобным Эрлан-шэню в человеческом обличье и перерождённому Манджушри, оказался «Первый меч Сянъи» Ли Сянъи, много лет считавшийся погибшим.

Ах, ведь в цзянху верили, что он погиб много лет назад, но может, на самом деле он отправился на остров Пэнлай, чтобы достичь бессмертия, а теперь, добившись успеха, вернулся, и простым смертным, разумеется, его не увидеть.

О том, что Ли Сянъи и был Ли Ляньхуа, великие герои не слишком распространялись, и пусть какие-то слухи ходили, но мало кто им по-настоящему верил, и они стали не более чем забавной историей, какие рассказывают на досуге после трапезы или чашечки чая.

Ну сами посудите, как может не имеющий себе равных небожитель, сошедший в мир смертных, что в белых одеждах и с мечом в руке сражался с Ди Фэйшэном, иметь хоть какое-то отношение к бестолковому, рассеянному и неуловимому Ли Ляньхуа, хозяину Благого лотосового терема? Как небо и земля, они не могли сойтись, как ни крути.

С тех пор Юнь Бицю больше не пытался покончить с собой. Дождавшись, когда он оправится от ран, все в ордене «Сыгу» как следует напились. Ли Ляньхуа провёл в усадьбе «Сотня рек» несколько дней, а потом сказал, что хочет полюбоваться лотосами на озере Тяньчи* в горах Чанбайшань, распрощался со всеми и умчался будто его ветром сдуло.

Тяньчи — Небесное озеро

Глава 96. Встреча на Восточном море

Возле горы на юго-востоке столицы огромную площадь занимает дворец, сверкающий золотом и яшмой, с видом на реку. Всем столичным жителям известно, что здесь находится названное императором «Резиденцией Благородства» жилище принцессы Чжаолин и её фума.

В резиденции Благородства разбит пышный сад, высоко висят фонарики, щебечут птицы и попугаи всевозможных окрасок, и несмотря на близость осени, там всё ещё словно цветёт весна.

В роскошной до крайности резиденции, у пруда, заросшего мелкими пурпурными цветами, стоял человек в парчовом халате, разбирая нитку жемчужин и одну за другой бросая их в воду.

«Хлоп» — падала одна в середину лотосового листа, «хлоп» — другая сбивала семенную коробочку.

Поверхность воды покрывали растерзанные листья и обломки стеблей, от постоянного плеска вздымалась рябь, лотосы дрожали, рыбы и креветки попрятались.

— Фума, принцесса зовёт. — Из сада за его спиной пришла с сообщением изящная и хрупкая девочка-служанка.

— Мне некогда, — сердито отозвался человек, бросавший в пруд жемчужины.

— Принцесса сказала, если фума сегодня вернётся ночевать в покои, у неё для него припасена новость, которая вас обрадует.

— Какая ещё новость? — удивился он. — Она целыми днями сидит в доме, разве может знать о чём-то, что мне ещё не известно?

— В резиденцию только что прибыл гость, — терпеливо улыбнулась нежная служанка.

— Что за гость? — будто обезьянка, немедленно подскочил человек у пруда.

Девочка хихикнула.

— Говорят, гость приехал из Цзяннани, но мне он не знаком. Принцесса сейчас пьёт с ним чай, может, фума интересно?

Не успела она договорить, а фума уже стрелой умчался в павильон Внемления ветрам. Бросал жемчужины в пруд подобно обезьяне, конечно же, Фан Добин.

Павильон Внемления ветрам, самая высокая башня в резиденции, находился посередине заводи Завоевания симпатии, взмывая ввысь над поверхностью воды. Ветерок покачивал лотосы, со всех сторон струился нежный аромат — потому всех важных гостей принцесса любила принимать именно здесь.

Кто же приехал сегодня?

Технику цингуна Фан Добина можно было смело назвать одной из лучших, и за пару-тройку прыжков он добрался до павильона Внемления ветрам, где двое играли в вэйци, а служанка перебирала струны циня для настроения — под звон придворной музыки сцена казалась очень изысканной.

У принцессы Чжаолин волосы были уложены в высокий узел и украшены большой жемчужной шпилькой. Играл человек с тёмным, как железо, лицом, с воткнутым за пояс складным веером — никто иной как Ши Вэньцзюэ. Фан Добин застыл на месте, принцесса Чжаолин очаровательно рассмеялась.

— Когда я зову тебя сыграть партию, ты