куском вареного мяса. Получившие отходили в сторону, быстро съедали свою порцию и становились снова в хвост очереди за добавкой. Сестры продолжали выдавать подходившим, очевидно намеренно не замечая движения очереди, конца которой не было видно; получался замкнутый круг. Когда же был выдан последний кусок хлеба и опорожнены все котлы, сестры выразили сожаление оставшимся в очереди кадетам, а их было то же количество, что и вначале, что у них, к сожалению, больше ничего нет. Очередь разошлась, и кадеты делились впечатлениями об обеде и хвастались успехами, кому сколько раз удалось получить добавку. Оказалось, что более проворным удалось проделать эту операцию два раза.

После сытного и вкусного обеда кадет перевели в другое здание, мало отличавшееся от прежних, тот же бетонный пол с углублениями и возвышениями, разбросанными в хаотическом беспорядке, очевидно служившими для установки машин; кирпичные голые стены с окнами без стекол и широкими проймами без дверей; крыша перекрывала все здание, но в ней были громадные дыры, через которые проглядывало голубое небо, свежий морской воздух наполнял неуютное помещение, и слегка продувал ветерок.

Кадетам предложили устраиваться на ночлег. Выбирал каждый место в одиночку или располагались группами, некоторые спускались в углубления, надеясь устроиться в них уютнее. Избегали устраиваться под дырами крыши, боясь, что ночью может быть дождь. Аккуратно раскладывали на полу свои шинели, которые заменяли матрацы, а вещевой мешок служил подушкой. Спешили устроиться на ночлег до наступления темноты. Здание не имело освещения. День неожиданных переживаний приходил к концу. Время быстро шло. На дворе спускались сумерки. Наступал вечер.

Звуки сигнала «сбор» разнеслись по помещению, призывая кадет строиться на вечернюю молитву. Кадеты стягивались к дежурному офицеру и становились в строй, образуя незамкнутое каре. Директор, командиры сотен и воспитатели стали перед строем. Трубачи вышли вперед. «Корпус, смирно! На молитву шапки долой! Трубачи, Зарю!» – раздалась команда дежурного офицера. Звуки «Вечерней Зари», казалось, особо торжественно разливались в пустом здании, отдаваясь эхом в далеких углах, унося мысли кадет на далекую, недавно покинутую Родину. Замолкли трубы… Команда «нa молитву» вернула кадет к действительности. Запели молитву. Первую вечернюю молитву на чужой земле. Молились о даровании им хлеба насущного… о спасении их… о победе православным людям… и последние слова молитвы «и сохрани крестом Твоим жительство» унеслись ввысь и растаяли в пространстве. Наступила торжественная тишина, длившаяся, казалось, очень долго.

«Завтра утром, – нарушив тишину, обратился к строю директор корпуса, – после завтрака будем грузиться на поезд. Станция находится в нескольких верстах. Больные и женский персонал будут перевезены на автомобилях. Остальные отправятся пешим порядком. Вещи перевезут на грузовиках. Подробный план погрузки на поезд будет сообщен завтра утром. Нас перевезут на север Королевства в Словению и разместят в бараках лагеря». Пожелав спокойной ночи, директор приказал распустить строй. После сигнала «отбой» и команды «разойтись» кадеты направились к своим импровизированным кроватям укладываться на ночлег. Через короткое время все погрузилось в глубокий сон.

В громадном, не жилом, холодном помещении воцарилась мертвая тишина. Абсолютный мрак ночи покрыл всех спящих, отдыхающих от необычайных переживаний первого дня на чужой земле.

В. Новицкий[670]

Похороны химии[671]

Весной 1927 года IX выпуск Русского кадетского корпуса в Сараеве кончил шестой класс, и этим заканчивался один важный этап нашей кадетской жизни, так как мы переходили в первую роту.

Но не только поэтому был для нас важен шестой класс, но еще и потому, что мы кончили изучение некоторых предметов и между ними была и химия. И вот, соблюдая одну из старых традиций кадетских корпусов в России, по которой класс, заканчивающий изучение химии, должен был ее «хоронить», и мы решили «похоронить» нашу химию.

Конечно, эти похороны были символическими, так как хоронилась только книга по химии нашего преподавателя Седлецкого, но все же это были своего рода похороны, так как книгу клали в гроб и сжигали ее и все закапывали в землю. И если описать похороны химии легко, то нам в то время было совсем не легко осуществить эту нашу затею.

Главным препятствием к осуществлению этой нашей затеи было то, что наш директор корпуса, генерал Адамович, не разрешал нам такие вещи, и потому можно было и надо было рассчитывать, что дежурный офицер попытается задержать нашу процессию еще при выходе из спальни.

Но даже если бы нам и удалось выйти благополучно из спальни, этим еще не были закончены наши затруднения, так как даже после выхода мы могли встретить на лестнице или далее при выходе на плац какого-нибудь другого офицера из другой роты и он тоже, конечно, попытался бы нас задержать и вернуть назад в помещение нашей роты. Поэтому мы выработали такой план: впереди нашей похоронной процессии должен был идти кадет с хорошими баллами за поведение и учение, и этот кадет должен был не исполнить приказания дежурного офицера и не возвращаться назад в помещение роты, а так как у этого кадета были хорошие баллы за поведение и учение, его не выгнали бы из корпуса за неисполнение приказания, и выбор пал на меня идти впереди.

Но это еще не было все, и мы решили выбрать день похорон тогда, когда был такой дежурный офицер, который редко выходил из своей комнаты после вечерней переклички и молитвы, и, таким образом, наши шансы проскочить на плац незамеченными были максимальные. Еще мы решили послать двух-трех кадет пятого класса к дежурному офицеру в комнату перед выходом из спальни, чтобы отвлечь его внимание от возможного шума при выходе тридцати человек из спальни в коридор и на лестницу.

Конечно, в нашу спальню были перенесены заранее все необходимые для похорон вещи: деревянный гроб, сделанный нашими «столярами», то есть кадетами, работавшими в столярном классе, затем, бумажные одеяния для кардиналов и папы, но не римского, а нашего сараевского кадета Бессонова, затем разные химические вещества, которые должны были гореть во время похорон, и, наконец, несколько десятков палок от городков – игры, которой увлекались кадеты на корпусном плацу.

Эти палки нам были нужны для факелов во время процессии, так как мы их обмотали тряпками, пропитанными долго горящим веществом.

И вот в назначенный день, вечером, после вечерней молитвы, мы все быстро выходим в нашу спальню и начинаем приготовления. Больше всего времени идет на облачение «папы» и «кардиналов», а мы надеваем на головы белые колпаки и заворачиваемся в простыни.

Но вот все готово и мне говорят – выходи! Я потихоньку открываю дверь в коридор и смотрю на