Но в том-то и беда, что убивать Оксану Даниловну не требовалось. Ни к чему это было, поскольку смерть ее, говоря научным языком, не принесла бы никакого экономического эффекта. Да еще пришлось бы тратиться на похороны, а это уже не положительный экономический эффект, а, наоборот, отрицательный. Но зато ее, язву, Степан Денисович взял бы к ногтю не без удовольствия. Да и она, видать, это чуяла, потому как дома теперь старалась бывать как можно реже. Вон и сейчас нету – к куме, видишь ли, пошла, телевизор смотреть. Как будто это невидаль какая-то – телевизор. Как будто своего нет…

Ну, ушла, и леший с ней. Без нее спокойней. А как насчет дела-то?

Кряхтя, Степан Денисович налил себе второй стакан вина и выцедил его весь до капельки. Легче все равно не стало. Идти в магазин за водкой не хотелось, а в доме беленькой не водилось, потому что Оксана Даниловна считала лишним тратиться на водку, когда в подвале полным-полно своего виноградного вина. Если бы водка, скажем, требовалась ей, она бы нашла сто причин, по которым в хозяйстве без водки – полный зарез. Буфет бы сверху донизу бутылками заставила и считала бы, что так и надо. А то, чего хочется мужику, хозяину, – это, понятное дело, баловство и полный, окончательный алкоголизм…

Сука.

Закурив сигарету, Степан Денисович предпринял ревизию кухонного хозяйства, хотя и без ревизии знал, что того, что ему требуется, здесь нет. Нет, искал он вовсе не водку, а что-нибудь такое… ну, словом, оружие какое-нибудь.

Ясно, оружие у него имелось – табельный пистолет системы Макарова, как у всех нормальных людей. Но это же надо совсем сойти с ума, чтобы… ну, того… в общем, из табельного. Нельзя, что ты! И думать не смей. Во-первых, баллистическая экспертиза, а во-вторых – шум, без которого велено обойтись.

Тут бы сгодилось что-нибудь вроде кинжала или обыкновенного охотничьего ножа. Но в охотниках Степан Денисович сроду не числился, потому что – на кого тут охотиться? На чаек? Свиней он тоже никогда не держал, колоть их ему не приходилось, так что ничего подходящего у него в хозяйстве, кажись, не было.

Были кухонные ножи, большие и маленькие, но разве ж это оружие? Степан Денисович взял самый большой, сжал в ладони и на пробу пырнул им воздух. Это оказалось неудобно, да и лезвие было слишком тонкое, гибкое. Вот наткнется ненароком на кость или там на пуговицу – что тогда? Заорет ведь, всю округу на ноги поднимет…

Топор? М-да…

Степан Денисович представил, как он, заместитель начальника службы безопасности Ильичевского порта, входит в караульное помещение с топором. Неважно, со своим старым колуном или с новеньким, только что из магазина, аккуратным плотницким топориком на светлом березовом топорище. Все равно это будет настоящий фурор. А главное, с него потом глаз никто не спустит – не из опасений каких-нибудь, а от простого человеческого любопытства: чего, дескать, этот больной выдумал?

Попыхивая сигаретой, Степан Денисович вышел на заднее крыльцо и задумчиво огляделся. Под крыльцом, в узкой щели между ступеньками и стеной кухни, которая углом выдавалась во двор, как водится, годами копился разный хлам, который и выбросить жалко, и к делу уже никак не приспособишь. Были тут гнилые, осклизлые, черные с прозеленью доски, дырявые тазы, щербатые, сточенные под самый обух ржавые топоры без топорищ, какие-то металлические прутья, облезлая железная спинка от кровати и еще много всякого барахла. Того, что искал Степан Денисович, тут точно не могло быть, разве что жена от большого ума выбросила.

Понимая, что это вряд ли и что он только даром тратит время, Степан Денисович все-таки пошевелил гнилой хлам под крыльцом – разумеется, безрезультатно. Осененный новой идеей, он пошел к гаражу, открыл давно нуждавшуюся в покраске хлипкую деревянную дверь и вошел внутрь.

Здесь было жарко, сумрачно и пыльно. Машина стояла снаружи, так что Тарасюку ничто не мешало. Морщась от попадавшей в нос пыли, он стал рыться на заставленных коробками и ящиками полках, бренча железом и невнятно матерясь сквозь зубы.

Гантели, память о юношеском стремлении обзавестись красивой фигурой, обнаружились в самом углу, под полкой, между старым, треснувшим аккумулятором и стопкой лысых покрышек от «таврии». Гантели были восьмикилограммовые, облезлые и слегка тронутые ржавчиной, но чугун – он и есть чугун. Что ему сделается?

Степан Денисович взял одну и, разогнувшись, взвесил в руке. Занятия спортом он оставил давно – не было, честно говоря, в них никакой необходимости. Силенок Степе Тарасюку и без гантелей было не занимать. Уродился он крупным, с широкими плечами и тазом, с бычьим загривком и руками, которые, хоть и не блистали красотой и ярко выраженным рельефом мышц, могли запросто согнуть в бараний рог любого культуриста. Мускулатуру свою Степан Тарасюк наращивал не в спортзале, а на работе, а после работы – за столом; мускулатура эта была, как чехлом, укрыта слоем плотного сала, но это ей не вредило. Словом, за гантели Степан Денисович не брался уже сто лет и, честно говоря, удивился, что сумел так легко их отыскать.

Теперь так. Гантель – восемь кило. Если ручка весит, скажем, килограмм, то на каждый шарик приходится где-то по три с половиной. Долбануть такой хреновиной по затылку, и никакого топора не надо – череп вдребезги, мозги в кашу…

Степан Денисович положил гантель на верстак и принялся вертеть ручку больших, основательно заржавевших тисков, разводя щербатые цапфы. Гараж строил его отец для своего четыреста первого «москвича», и тиски здесь поставил тоже он – в те времена машины приходилось обслуживать вручную, самостоятельно, и каждый автолюбитель поневоле должен был обзавестись полным набором слесарного инструмента. Сам Степан Денисович тисками пользовался редко, и цапфы расходились нехотя, со скрипом. Поместив между ними гантель, Тарасюк зажал ее так крепко, как только мог, и снял с гвоздя ножовку по металлу – тоже старую, рябую от ржавчины.

Полотно оказалось изрядно затупившимся. Степан Денисович терпеливо, размеренно водил ножовкой, наблюдая, как углубляется, поблескивая свежим металлом, узкий разрез. Мелкие опилки серой пылью сыпались на верстак, на пол, припорашивали носок домашнего шлепанца; тупое полотно повизгивало, вгрызаясь в чугун. Это была простая, монотонная работа для рук, оставлявшая голову свободной для мыслей, которые, куда бы ни направлял их Степан Денисович, все равно, описав круг, возвращались к тому разговору