быть пластиковым», – сказал Уорхол. Если бы мне нужно было выбрать одно-единственное здание как символ интеллектуальной жизни Соединенных Штатов в течение ХХ века, то им стала бы гостиница Chelsea («Челси»), открывшаяся в 1885 году и действующая до сих пор. Список связанных с ней знаменитостей и важных вех можно было бы начать Марком Твеном и завершить Мадонной (в клипе Sex появляются кадры номера 822). В него войдут некоторые люди, пережившие крушение «Титаника», Фрида Кало и Диего Ривера, самоубийство Дилана Томаса в 1953 году, написание Артуром Ч. Кларком «Космической одиссеи 2001 года», сочинение Бобом Диланом Blonde on Blonde, исполнение Леонардом Коэном Chelsea Hotel #2 и некоторые сцены из «Девяти с половиной недель». Отель, подобно книжному магазину, представляет собой значимое в истории идей пространство, служащее местом встречи мигрантов, местом интенсивного чтения и одиночества (его так хорошо описал Эдвард Хоппер), письма и творчества, обмена опытом. Он также находится в точке расхождения между уникальностью и клонированием, между независимостью и сетями, а его предназначение подобно предназначению музея. И находится он за пределами институциональной среды, вследствие чего его история соткана из множества непоследовательностей. Казалось бы, сто двадцать пять лет существования Chelsea дают возможность выстроить историю этого отеля, повидавшего сотни художников, в хронологическом порядке, но рассказывать о нем можно, только отталкиваясь от великого множества биографий и дат.

Культовым пространством для представителей бит-поколения и их свидетелем стала гостиница Beat в Париже – городе, который, по словам Берроуза, является «омерзительной дырой для того, у кого нет ни гроша», и который полон французов, «настоящих свиней». Но именно здесь он закончил «Голый завтрак» и работал со своими cut-ups[51] благодаря возможности, представленной ему именно француженкой – госпожой Рашу, управлявшей безымянной гостиничкой по адресу улица Жи-лё-Кёр, 9, где он поселился вместе с Гинзбергом, Корсо и другими друзьями. В определенный момент, когда движение превратилось в течение бит, в моду бит, в битничество, эта гостиница получила название Beat. Тот же город, в котором за полвека до того усилиями Хуана Гриса, Жоржа Брака и Пабло Пикассо родился кубизм, теперь встречал постмодернистский расцвет литературных нарезок и монтажа. После Танжера и Парижа употреблять наркотики и творить продолжили в нью-йоркской гостинице Chelsea. Берроуз писал, что это место «как будто специализировалось на смертях знаменитых писателей». Съемки «Девушек из “Челси”», экспериментального фильма Уорхола 1966 года, можно рассматривать как переход от некоего примитивно и по-разному понимаемого романтизма к началу серийного, зрелищного производства современного искусства.

Были ли битники хорошими клиентами книжных магазинов? Судя по тому, что о них известно, ответ будет отрицательным. Проще представить, как они одалживают друг другу книги, воруют их, на время берут с полок Shakespeare and Company, но не покупают. Действительно, книжный магазин Уитмена, судя по его обширной переписке, был для них прежде всего источником дохода: «Здешний книготорговец, друг Ферлингетти, держит на витрине пятьдесят экземпляров моей книги и продает несколько каждую неделю». Великим вором книг был Грегори Корсо, зачастую пытавшийся утром продать книги, которые стянул ночью в том же самом книжном магазине. Битникам определенно интереснее были букинистические, чем магазины, торговавшие современными изданиями. И чтение оригиналов – ведь они испытывали пристрастие не только к химическим веществам, но и к эпистолярному искусству, к лирическому упоению в ритме джаза. Хотя легенды существуют прежде всего для того, чтобы их развенчивать: в Париже, например, битники пользовались доступом к книгам Olympia Press, приобретая произведения запрещенных американских и французских авторов. «Ферлингетти прислал мне вчера 100 долларов, так что мы пообедали, я дал Грегори 20 долларов в счет просроченного платежа за квартиру, и он временно переехал к нам, – пишет Гинзберг Керуаку в письме, датируемом 1957 годом, – мы купили грязную книжку Жене и Аполлинера, пакетик джанка, спичечный коробок гашиша и дорогой пузырек соевого соуса». Живя в Chelsea, они ходили по нью-йоркским книжным вроде The Phoenix Bookshop, который напечатал на стеклографе журнал Fuck You Эда Сандерса и инициировал издание поэтической серии карманного формата, составленной из произведений Одена, Снайдера, Гинзберга и Корсо. Сам Сандерс открыл в 1964 году в бывшем магазине кошерного мяса Peace Eye Bookstore. Помимо книг, контркультурные фетишисты могли приобрести там предметы вроде вставленных в рамку лобковых волос шестнадцати поэтов-новаторов или волоски из бороды Гинзберга за двадцать пять долларов. Вскоре этот книжный превратился в центр политической активности, среди прочего боровшийся за легализацию марихуаны. Второго января 1966 года полиция ворвалась в магазин и задержала владельца, обвиненного в том, что он держал непристойную литературу и развратные пластинки. Хотя судебный процесс он выиграл, конфискованный материал ему не вернули, поэтому магазин пришлось закрыть.

Если в результате сложной культурной, экономической и политической операции, осуществленной не без помощи ЦРУ, абстрактные экспрессионисты в пятидесятые годы превратились в наследников европейских художников-авангардистов, то благодаря слиянию новой социальной силы, новых способов понимания жизни, путешествия, музыки и искусства, перформативных, как мазки Джексона Поллока, бит-поколение стало наследником поколения потерянного и французских сюрреалистов, то есть неблагонадежных завсегдатаев улицы Одеон. Вплоть до послевоенных лет Gotham Book Mart оставался американским аналогом Shakespeare and Company. В дневнике Анаис Нин мы можем прочесть, что книжный магазин Фрэнсис Стелофф «играл ту же роль, что магазин Сильвии Бич в Париже». Тот же заразительный энтузиазм, та же поддержка нон-конформистских поэтических форм: самой Нин одолжили сто долларов и разрекламировали ее всеми возможными способами, чтобы собрать средства на издание ее книги «Winter of Artifice», выход которой был отмечен большим праздником. Но после Хиросимы Фрэнсис Стелофф не смогла или не захотела разглядеть мощь битников, и в ее знаменитом книжном сохранялся литературный дух довоенной эпохи. Чего не скажешь об искусстве: именно она разыскала для Дюшана ремесленника, изготовившего макет его знаменитого «музея в чемодане», именно на ее витрине была выставлена его инсталляция по случаю выпуска одной из книг Бретона, и именно она вместе с Пегги Гуггенхайм разработала дизайн другой витрины, посвященной Art of This Century. В 1947 году она основала Общество Джеймса Джойса, первым членом которого стал Т. С. Элиот. Почти десятилетием ранее, когда ирландский писатель был еще жив, Стелофф устроила в витрине сцену поминок – в честь «Поминок по Финнегану». Связь с умершим автором стала тем не менее приводить к нежелательным для книжного магазина ассоциациям с музеем. При этом книжный был еще относительно молодым: открывшись в 1920-м, он просуществовал до 2007 года. Его владелице, которой тогда было меньше пятидесяти, суждено было перешагнуть столетний рубеж.

Достаточно прочесть «В