— Срочный ночной коктейль? — спросил я, зевая.

— Вы подняли руку на моих детей! — сердито заявила она, проходя в зал. — Но коктейль сделайте.

— Я думал, что их спас.

— Одних спасли, других… Что вы с ними сделали? Сам город содрогнулся!

— Стоп-стоп, — устало попросил я, доставая посуду, — я что-то запутался. Ваших детей, которых тут принято ласково называть «отродьями», избили, изнасиловали и готовились убить. Я пресёк это способом, который счёл уместным. Может быть, он несколько радикален, но тут ничего не поделаешь. Что не так?

— Вы не имели права вмешиваться! А тем более, поднимать руку на моих детей!

— Я спас ваших детей.

— Нет, убили!

— То есть эти продавцы душ тоже были отродьями? Тогда почему…

— Роберт! — вздохнула Ведьма, принимая из моих рук одноимённый коктейль. — Неужели вы до сих пор не поняли?

— Не понял чего? Извините, в это время суток я не очень хорошо соображаю.

— Здесь все, как вы выразились, «отродья».

— Все?

— Каждый. Уже пятнадцать поколений, как умерли последние прямые потомки тех, кто пришёл на мою землю. Кто изуродовал её. Убил ради соли, точнее, ради денег за соль. Нет, я не убивала их в ответ. Я не способна забирать жизнь, только нести её в мир, и я несла — приходила к каждому мужчине и просила его семя в обмен на наслаждение. Вы отказались от меня, Роберт, и не познали, как много я могу дать… Я всё ещё очень обижена, учтите!

— Второй коктейль поможет это сгладить?

— Может быть, немного. Попробуйте.

Я принялся смешивать, а она продолжила:

— Сначала они меня боялись. Я Хозяйка Места, в их дурацкой религии — языческий дух, почти дьявол. Вы знаете, каково быть дьяволом для людей, Роберт?

— Теперь знаю, — кивнул я. — Противно, но выгодно.

— Какой странный вывод. Меня их нелепые шаманы пытались, представьте себе, изгнать! Ходили со скрещёнными палками и брызгали водой. Водой, Роберт! Взятой из моего же озера! На что они рассчитывали, хотела бы я знать? Священники запрещали своим людям «нечестивую», как они выражались, связь со мной, но какой мужчина может устоять?

Она коснулась моей руки, в усталую голову полыхнуло ванилью и страстью, но я отстранился.

— На вас не действует, — пожаловалась Ведьма, — что вы такое, Роберт?

— Вы говорили про «нечестивую связь», — напомнил я, уходя от ответа.

— Да, они сдавались один за другим, мужчины всходили на моё ложе под сенью деревьев на берегу, оставляли во мне своё семя и получали моих детей. Раз в восемнадцать лет. На каждый порог. Вы знаете, как утомительно плести столько корзинок?

— Не представляю даже.

— Маникюр портится, — сказала она грустно, рассматривая свои пальцы. — Кожа грубеет.

— Попробуйте детский крем, — посоветовал я, — с ромашкой.

— Думаете, поможет?

— Не знаю, но хуже не будет.

— Спасибо, я подумаю. Сначала они их убивали. Всех. Сразу. Топили в озере, сжигали на кострах, резали ножами, закапывали живьём. Младенцев. Самые предприимчивые скупали тела и откармливали моими детьми свиней. Они громче всех кричали, что «отродья не люди».

— Какие прекрасные поселенцы вам достались, — посочувствовал я.

— Обычные, — пожала плечами она, — люди как люди. А люди непоследовательны. Поэтому сначала один, потом другой, потом третий… Оглядываясь, скрываясь от соседей, запрещая себе думать об этом. У кого-то умер ребёнок, кто-то был одинок, у кого-то не поднялась рука. Мои дети начали выживать. Их пытались найти и убить потом, многих убили, многих убили по ошибке, но некоторые выжили. Их становилось больше.

— А как они их находили? Я слышал про какое-то «испытание».

— Никак. Мои дети ничем не отличаются от их детей. Просто убивали наугад. Они так любят убивать, Роберт! Я сначала удивлялась, но потом привыкла. А испытания… Все они сводятся к одному: «Пытай ребёнка, пока он не признается. Если не признаётся — пытай дальше. Если умер под пыткой — похорони невинноубиенного на кладбище с молитвой, если признался — убей отродье и скорми тело свиньям».

— Какой интересный народный обычай. Ещё коктейль?

— Да, пожалуйста. Однажды в город пришёл мор. Священники немедленно обвинили в этом меня, но они врали, я не могу убивать. Эпидемию занёс чужак, переночевавший в таверне и уехавший дальше. Он даже не знал, что болен, взрослые переносили болезнь легко, а вот младенцы в тот год умерли почти все. И когда на порогах появились корзинки, люди сказали друг другу, отводя глаза: «Нет-нет, какое отродье? Отродье мы убили, а это наш сыночек! Он вовсе не умер, чудом спасли!» Через поколение моих детей было большинство, через четыре поколения остались только они.

— Тогда зачем все эти Очищения? Почему одни твои дети убивают других?

— Семя их — семя людское, люди любят это больше всего на свете.

— В общем, в папу пошли, — подытожил я. — Коллективного отца. Понятно. Ещё порцию?

— Вы меня совершенно напоили, — засмеялась Ведьма.

— Это моя работа.

— Тогда ещё один, последний коктейль, и я пойду. Раз уж вы не хотите взойти на моё ложе и оставить во мне своё семя.

— Воздержусь, пожалуй. Мне не нравится идея, что люди, которые убивают друг друга просто так, по привычке и для удовольствия, будут как-то связаны со мной.

— Я никогда не покидала это место, но разве в других люди ведут себя иначе?

— Да, — признал я, подумав, — так и есть, пожалуй. Просто в других местах оправдания лучше. Как они могут не знать, что отродья? Празднуя один день рождения на всех? Не рожая, но растя детей? В городе даже родильного дома нет!

— Они знают, — сказала Ведьма, вставая, — каждый из них знает про себя, что отродье. И потому усерден в поиске других. Так заведено, и не надо вам в это вмешиваться. Оставьте моих детей в покое, Роберт. От них ничего не зависит.

Она пошла к выходу, слегка покачиваясь и сбиваясь с шага.

— Не могу обещать, — сказал я ей в спину, — от меня тоже ничего не зависит.

Глава 27. Копач Сливовица

— …Уже пора, отец? — спрашивает голос