class="p1">— Может и так, мам. Но я уже с чехами договорился, они будут ждать. Ночью, зимой, у открытого окна. Неудобно будет, если я не приду.

Вот такой ответ сработал «на ура».

— Ну да, верно, неудобно будет — они же иностранцы, наши гости. Нельзя их так подводить.

— Что там вообще за товары-то? — проявила естественное любопытство бабушка, — есть что тяжелое?

— Из того, что уже видел, там чешский хрусталь, фломастеры, джинсы и кроссовки, — сказал я.

— Так хрусталь точно тяжелый, — покачала головой бабушка, — давай я с тобой пойду, может? Посторожу на улице, и потом тащить помогу.

Я представил, как я, если меня кто заметит, убегаю от погони вместе с бабушкой. На одном плече тащу товары, на другом ее, ибо дни, когда она бегала, уже позади. Нет, пожалуй, я явно не Арнольд Шварценеггер в расцвете сил, не стоит мне слишком много воображать о себе.

— Спасибо, бабуля, но не стоит, — отказался я, — я санки возьму. По ночам подмораживает, снега на обочине еще полно. Погружу все на санки, привяжу веревкой и мигом домчусь домой.

Я, конечно, думал о том, что помощь бы мне не помешала. И в первую очередь не о бабуле, конечно. А о Славке с Мишкой. Но, подумав как следует, от этой идеи отказался. Слишком много аргументов против.

Во-первых, сам недавно распрягал им с пафосом, что друзья не должны подставлять друзей. А ведь моя ночная вылазка по советским законам и реальным нормам жизни дело совсем небезобидное. По закону запрещено спекулировать, и, хотя, если меня поймают, доказать что я имел намерение спекулировать по закону будет сложно, советский суд такими мелочами стесняться не будет. «Руководствуясь чувством социалистической законности» мне могут впаять несколько лет. Ну а из неписанных норм — любое общение с иностранцами, несанкционированное властями, не поощряется и чрезвычайно подозрительно. И все тут.

Во-вторых, невозможно будет не рассказать друзьям, чем именно мы будем заниматься, если я их позову. А это мощный компромат против меня и через десять лет. И какие у меня гарантии, что один из этих парней, что сейчас полны энтузиазма по поводу карьеры и смотрят на меня горящими глазами, когда я рассказываю, как правильно развиваться, лет через пять-десять не станет алкоголиком, который, напившись, будет разбалтывать все, что знает, направо и налево? Да никаких — все, что я понял, как следует пожив, что некоторые вещи принципиально непредсказуемы. А я им и так уже много чего рассказал. Начинаю опасаться, что слишком много.

Так что нафиг-нафиг, буду кряхтеть, но тащить добычу сам.

Фух, мои аргументы прокатили. Бабушку я убедил. Больше она на сопровождение меня в ночи не претендовала.

— Ложись тогда прямо сейчас, и будильник мне отдай, — велела бабушка, — я сама тебя подыму, а то ты будильник слышишь только тогда, когда все остальные уже давно проснулись.

На том и договорились. Я лег спать, только перед этим разжился у бабули двумя крепкими мешками из-под картофеля и толстой веревкой. Натянул, проверил — пару десятков килограммов должна точно выдержать. Мама, правда, перед сном начала было делить будущие трофеи:

— Хрусталь чешский, повезет, если цветной будет — цветной ценнее. Инке тогда его в подарок отвезешь.

— Не дели шкуру неубитого медведя! — строго пресекла этот заход бабушка, за что я был ей благодарен. Немного суеверия всегда было в моей жизни, и бабуля права — нечего заранее делить добычу, которой еще нет. Можно сильно обломаться в ожиданиях. А во-вторых, я себе уже пообещал, что все, что Инка получит — это какие-нибудь джинсы. Сестра вызывала у меня стойкую антипатию — скинула на нас ребенка, тянет из семьи деньги, как ни в чем не бывало. Кое-кто зажрался и воображает из себя принцессу. Так что никакого хрусталя, тем более чешского!

Приснилось, как я шарахаюсь по незнакомому городу с огромным рюкзаком на спине, с большим чемоданом в одной руке и мешком с картошкой в другой, останавливаю прохожих, спрашиваю, как пройти на КамГЭС. Это район такой в Перми, где сеструха живёт. Мама, конечно, рассказала подробно, как добраться до Инки. Но она рассказала, как добраться от вокзала! А в какой район попаду я с военного аэродрома, одному Богу известно. А, главное, как я вообще выберусь в Пермь с военной базы?!

Затем приснилось, как один из остановленных прохожих оборачивается ко мне, и я узнаю переводчика. Кэгэбэшник насмешливо смотрит на меня, и говорит: — А ты думал, что самый хитрый? Теперь мы всю вашу банду спекулянтов проследили — и бабушку твою с мамой арестуем, и сестру, что помогает сбыть товар, и генерала Балдина, что военный самолет для спекулятивных целей использует.

На этом я и проснулся — бабушка трясла меня за плечо.

— Вставай, пора! — велела она.

Заспанной она вовсе не выглядела — я даже подумал, что она, возможно, и спать не ложилась, чтобы дочку с малой будильником не разбудить, или чтобы точно меня не подвести и вовремя поднять. Зная ее, не удивился бы этому.

Мотнул головой, чтобы прогнать дурной сон, торопливо оделся. Подхватил мешки с веревкой, сунул в один из них четыреста пятьдесят рублей. Взял с пола Тузика, который решил, что я собираюсь его ночью выгуливать, и всячески такой сценарий приветствовал, и отнес его обратно в постель.

— Спи. Место! — строго сказал ему, и песель, горестно вздохнув, лег, уставившись на меня умными глазищами.

— Наступает ночь, просыпается мафия, — пробормотал я, выбираясь из сеней на темную улицу.

Глава 10

26.03.1971 г. По дороге в гостиницу

Тихо, темно, пустынно. Фонари давно отключены на ночь, хотя их и так мало работающих. Одна печалька — частный сектор, гавкалок во дворах полно. И они только рады моему появлению около их заборов — тут же устраивают истеричный лай, выдавая мое присутствие.

Лялин плохо поработал, много вас, пустобрехов, осталось, — с мрачным видом пробурчал я себе под нос — ой, я дурак, что за ним охотился!

Любовь к собакам стремительно улетучивалась с каждым новым гавком в мой адрес. И это я еще пустой иду, а что будет на обратном пути, который я рассчитываю проделать с трофеями? Эх, тяжела участь нарушителя социалистического законодательства по борьбе со спекуляцией. Отчетливо понимаешь, как