совершенную свободу. Пол и Джордж тоже любили там бывать, иногда заходили в субботу вечером и отсыпались на полу после ночной вечеринки. Помимо Стю в квартире жили еще трое студентов, двое из них девушки. В 1960 году делить студенческую квартиру с девушками считалось довольно-таки вольным с точки зрения морали — сексуальная революция была еще впереди.

Помимо удобства комната на Гамбьер-террас также давала Леннону возможность уединиться с Синтией — разве что Стюарту приходилось ненадолго ретироваться. Просили его об этом часто. Все время. Но он был вежлив и галантен. И даже когда Синтия соврала матери о том, что останется на ночь у своей подруги Филлис, а оказалась в постели с Джоном, Стю ни единым словом не возразил.

К этому времени выступления The Quarry Men в «Касбе» закончились: их новому гитаристу (хозяину усилителя) как-то раз поплохело, и вечером они играли втроем, но он все равно получил свою плату. Так захотела Мона Бест. Джон, Пол и Джордж ощетинились — мол, не пойдет, делите его долю между нами. Мона жила по принципу «мой клуб — мои правила» и не собиралась прогибаться под гневного Джона Леннона. Не нравится — валите. Ну, они и ушли.

Это была большая ошибка. Какое-то время им некуда было податься. И как на беду, им не хватало ударника с басистом. Вспоминая о ранних годах Beatles, Джон часто подчеркивал важность того, что трое из них учились в грамматических школах, а один — аж в художественном колледже. «Именно это и сделало Beatles иными, — говорил он. — Мы были довольно образованными… Пол мог пойти в универ. Он мог стать, не знаю… доктором Маккартни. Да я ему жизнь сломал!» За исключением шутки в конце, все было правдой. Образование, которое было у Beatles, особенно у Джона и Пола, ставших главными авторами песен, отличало их от тогдашних конкурентов — и очень сильно отличало от ранних американских рокеров из пролетариата. Но в Ливерпуле в 1960 году образование могло оказаться и помехой.

За годы, минувшие со времени взрывной экспансии скиффла, ливерпульские парни создали немало хороших рок-групп. Но скиффл строился на акустике, а рок-н-ролл — на электрическом звуке. Иными словами, рок-группе требовались усилители, электрогитары, «басуха» и приличная ударная установка.

Мальчишки-конкуренты в шестнадцать лет оканчивали школу и шли на работу — добывать деньги для своих музыкальных свершений. Группа, в которую входили школьник и нищий студент, даже и надеяться не смела на то, что удастся покрыть расходы на инструменты и оборудование, необходимые как воздух. Джон несколько месяцев проедал в колледже плешь всем и каждому — купи «басуху», научись играть, будешь в группе… Но никто не откликнулся — то ли не питали интереса к музыке, то ли денег на бас-гитару не было.

И тут Стюарту повезло. Осенью 1959 года он отправил свою картину на ливерпульскую выставку Джона Мурса в художественную галерею Уолкера — и сам Джон Мурс, миллионер-филантроп, владелец сети букмекерских контор Littlewoods Pools и более чем пятидесяти магазинов, купил ее за 65 фунтов стерлингов. На сегодняшний день эта сумма составила бы примерно 1400 фунтов. То было целое состояние, и Джон, при единогласном одобрении Пола и Джорджа, совершенно точно знал, на что Стю должен направить часть этих денег — либо на ударную установку, либо на бас-гитару. Окончательный выбор оставался за Стю.

Стю не умел играть ни на том ни на другом — он вообще не владел никаким музыкальным инструментом, да оно ему и не требовалось. Но меньшим злом ему казалась бас-гитара. И он в сопровождении Джона и Джорджа отправился в магазин Фрэнка Гесси, где купил большую Hofner 333. Когда он признался, что не знает, сможет ли научиться играть, Джон презрительно скривился. «Конечно, сможешь, — заявил он. — Да на басухе любой дурак сможет. Четыре долбаных струны, что тут играть?» Возможно, Джону стоило бы сказать, что на «басухе» может играть любой, у кого есть природный музыкальный талант. И это большая разница. Но дело было сделано. Умел Стю играть или нет, он был в группе.

Да уж, группа… Они и с названием-то определиться не могли. И Джон предложил новый вариант. Он думал, какое прекрасное имя дал Бадди Холли своим The Crickets — «Сверчки», ну здорово же! — и стал перебирать в голове других насекомых: божьи коровки (нет, по-любому нет), пауки, кузнечики, и вдруг… «Меня осенило: жуки! Только вместо правильного написания, beetles, я нарочно написал его Beatles — так, в шутку, вроде как связь с бит-музыкой, ритмом[21]…» — позже будет рассказывать он. Вот так бывшие The Quarry Men, Rainbow Boys, Johnny and the Moondogs обрели имя, под которым их узнал мир, — The Beatles.

Теперь у них появились новое имя и «басуха»; не было только усилителя, способного вытянуть больше одной гитары. Эту проблему решил студенческий комитет по культурно-развлекательным мероприятиям, когда Стюарт и Билл Хэрри убедили их, что усилитель необходим для танцевальных вечеров. Beatles были единственной группой, игравшей на таких вечеринках, а потому очень скоро присвоили его себе… и в лучших пиратских традициях зарождавшегося рок-н-ролла даже не потрудились вернуть.

Прием Стюарта в группу, возможно, казался простым решением вечной проблемы, но создал новую напряженность. У Джона не было монополии на ревность. Пол тоже ревновал. Когда-то был один неразлучный дуэт — Джон и Пит Шоттон. Пит в будущем верно заметит: Джону всегда нужен был друг. Затем появился Пол, и родился дуэт Леннон — Маккартни. За несколько месяцев эта дружба выросла во что-то гораздо большее, чем обмен аккордами и подпевки высоким голосом, которым Пол перекрывал более низкий тембр Джона.

На ту Пасху, в 1960-м, они даже выступали как дуэт в пабе своего знакомого в Кавершеме на юге Англии. Джон и Пол отправились туда автостопом, неделю спали в одной койке и развлекали завсегдатаев, выступая под именем Nerk Twins[22]. Они стали лучшими друзьями и взаимно восхищались друг другом. Джон всегда признавал больший дар Пола к игре и написанию музыки — несмотря на то, что мог порой говорить годами позже, — а Пол восхищался Джоном за его беспримерную отвагу, с которой тот мог высказать все, что на уме, и за талант выразить свою мысль в одной остроумной строчке.

Было и другое. Когда Джон жил в Мендипсе, Пол, иногда заезжая к нему на велосипеде, заставал друга в спальне за пишущей машинкой — тот сочинял очередную бессмыслицу или писал стихи — играл словами и образами в стиле Дилана