бы Beatles, если бы Леннону — или любому из группы — пришлось в восемнадцать лет пойти в солдаты и отдать два года своей жизни? Вряд ли. Закон об образовании 1944 года финансировал грамматические школы и художественные колледжи — и именно они оказали глубокое влияние на Beatles и их музыку. А теперь появлению той атмосферы, в которой могли свершиться культурные перемены шестидесятых, помог еще один побочный эффект государственной политики.

Но все же Джон понятия не имел, что ждет его в будущем. Он был уверен только в одном: за три года, что он проучился в колледже, он ни черта не делал — точно так же, как до этого в средней школе «Куорри-Бэнк», — и не сдал ни одного экзамена.

Дома, в Мендипсе, Мими просто сказала: «Волшебно, Джон. Чем планируешь заняться?»

И это было еще хорошо. А вот отец Пола был в шоке, когда увидел итоги школьных экзаменов продвинутого уровня. Его сын прошел только по одному предмету — по английской литературе. У Джорджа тоже были проблемы. В мае, когда он вернулся из Шотландии, его уволили с работы за отгул без разрешения. Родители обычно всегда поддерживали сына, но на этот раз рассердились, и он, чтобы не слушать их ворчание, перебрался в Гамбьер-террас к Стюарту и Джону — впрочем, ненадолго. Сатклифф и еще несколько студентов засветились (и не с лучшей стороны) в воскресной бульварной газете — и вскоре получили уведомление о выселении.

И снова их проблемы нежданно и почти непредставимо решил Аллан Уильямс из «Джакаранды». Некогда он связался с Ларри Парнсом — а теперь точно так же познакомился с немцем по имени Бруно Кошмидер, владельцем клуба в Гамбурге. Рок-музыка в Германии стремительно обретала популярность, и Кошмидеру требовались англоязычные группы — развлекать американских солдат, которые, получив увольнительные, толпами рвались в Гамбург — и на то была причина. Порт с более чем тысячелетней историей, Гамбург с его стриптиз-клубами, барами и проститутками прослыл меккой для одиноких мужчин, которых судьба разлучила с подругами и женами. Уильямс уже поставил Кошмидеру ливерпульский ансамбль Derry & The Seniors, которому предстояло играть в главном клубе под названием «Кайзеркеллер». Немцы почуяли хороший бизнес и хотели еще одну группу: у них вот-вот открывался клуб «Индра», неподалеку от «Кайзеркеллера» и не столь большой.

Уильямс не сразу выбрал Beatles. Но успешные Gerry & The Pacemakers, Cass & The Cassanovas и Rory Storm & The Hurricanes пропадали черт знает где. Кто еще оставался? «Ну, — подумал Уильямс, — на худой конец сойдут и Beatles».

Но, опять же, у Beatles не было ударника. Рок-группа без ударника? Не смешите.

И они нашли себе ударника. В Вест-Дерби, в «Касбе», у Моны Бест. Сын Моны, Пит, прикупил новенькую ударную установку. Они тут же устроили пробы — и согласились: да, годится. «Мог долго в одном ритме долбить, ну, мы его в Германию и взяли», — слегка ехидно рассказывал Джон о первом официальном ударнике Beatles.

Пит, спокойный, красивый, подающий надежды регбист, учился в Ливерпульской коллегиальной школе и был на год младше Джона. Впишется ли он в Beatles? Вряд ли Джон долго об этом думал. Высокие материи могли и подождать: до отъезда в Гамбург оставалась неделя, и стоило уже думать о делах мирских и злободневных. Ни у одного из группы не было паспортов.

Родителей затея не обрадовала — за исключением, возможно, Моны Бест. Отец Джорджа считал, что сын должен остепениться и найти достойную работу, а мать беспокоилась о том, что мальчику только семнадцать и он слишком юн, чтобы ехать за границу. Джим Маккартни был встревожен тем, что сын не вернулся в школу, чтобы пересдать свои экзамены продвинутого уровня, и винил в этом Леннона. Как он и предупреждал, Джон довел его сына до беды. Стюарту и ехать было незачем. Он мог бы остаться в Художественном колледже. Но Джон хотел, чтобы он поехал, и Стю согласился. Его мать была в смятении, что сын отказывается от блестящей карьеры, и во всем обвинила Джона — как и их преподаватель Артур Баллард, возлагавший на Сатклиффа большие надежды. Что касается Мими, та ни на мгновение не поверила племяннику, когда он сказал, что скоро будет зарабатывать по сто фунтов в неделю. Однако она знала: если ему что-то очень нужно, он это получит.

Синтия тоже это знала. За ночь до отъезда группы Мими ночевала у одной из своих сестер в Беркенхеде, а Джон и его возлюбленная делили узкую кровать в его комнатке в Мендипсе. Они клялись в бесконечной любви и верности, пока будут в разлуке, и обещали каждый день писать друг другу. Синтия была серьезна, говоря, что будет верной. Джон же сдержал по крайней мере часть обещания: он написал ей целую гору писем.

14. «Родился-то я, может, и в Ливерпуле, но вырос я в Гамбурге»

Они встретились у «Джакаранды», у старого фургона «моррис», и начали закидывать в его нутро гитары, барабаны, чемоданы и усилители. Джон прибыл последним: ему лишь в то утро удалось забрать документы из ливерпульской паспортной конторы. Мими попрощаться не явилась. Синтия пришла.

В фургон они еле втиснулись: помимо Beatles там был Уильямс (ему предстояло быть за рулем), его жена Берил, ее шурин Барри Чанг и друг Уильямса «лорд Вудбин», дирижер шумового оркестра. Ехали долго. Сначала 200 миль до Лондона, в Сохо, где подобрали официанта-немца, который очень хотел домой, и их стало десять. Потом еще 85 миль до побережья Эссекса, в Харидж, а оттуда — 125 миль через Северное море до Хук-ван-Холланд.

Никто из битлов в жизни не был за границей. Все казалось чужим и странным, за исключением, возможно, следов от бомбежек — война закончилась всего пятнадцать лет назад. В некоторых районах Ливерпуля, в основном в окрестностях доков, были огромные пустыри — там снесли целые кварталы, попавшие под авиаудар. Но в Голландии война бушевала на каждой улице, и ее знаки все еще были повсюду.

Уильямс был лет на десять старше большинства пассажиров, и война значила для него больше, чем для битлов. Когда они достигли Арнема, где прошла одна из самых известных битв за мост через Рейн, он настоял на том, чтобы отдать дань уважения на военном мемориале. По какой-то неизвестной причине Джон остался в фургоне. Потом они заехали в город, вышли погулять по средневековым улочкам, и Леннон стащил губную гармонику в музыкальном магазине.

Это был странный и рискованный шаг, и