— Ага!

Она нащелкала немало кадров, запечатлевших дом, сад, гостей.

— Аська, — ахнула вдруг Матильда, — ты посмотри, какое чудо!

Я глянула туда, куда указывала Мотька. Под кустом на травесидела кошка такой красоты, что захватывало дух. Светло-палевая, с темнымхвостом и лапками, пушистая, мордочка у нее тоже была темная, а глазатемно-голубые, прозрачные. И еще она была до ужаса обаятельная, эта пушистаякрасавица.

— Матерь божья! — вздохнула Степанида. — Бывает же… Я должнаее снять.

Кошка, видимо, нисколько не боялась людей и позволила себясфотографировать. Она сидела и словно бы наблюдала за людьми.

— Боже мой! Юрочка, посмотри, что за восторг! Какаякисонька! — донесся до нас голос Оксаны Семеновны. — Эта порода называетсяколорпойнт! Изумительно! Погляди, сколько в ней загадочности. Какая таинственность!И какое совершенство!

И она двинулась к кошке, протягивая руки. Но кошка, похоже,не жаждала более близкого знакомства с восторженной дамой и скрылась в кустах.

— Какая жалость! Мне так хотелось ее погладить, —расстроилась Оксана Семеновна.

И вдруг я заметила на дорожке, ведущей от ворот к дому,новых гостей. Их было двое. Потрепанного вида мужчина и красивая наряднаяженщина. Они остановились, обводя глазами собравшихся. И тут же к нимустремился хозяин дома. Поцеловав руку женщине, он поздоровался с мужчиной.Женщина вручила ему какую-то коробку и, улыбнувшись, направилась к группегостей. А Холщевников остался на дорожке с мужчиной, лицо которого показалосьмне смутно знакомым. Почему-то я решила, что ему неприятен этот визит.По-видимому, гости были незваные. Интересно! Я не сводила с них глаз. Эх,послушать бы, о чем они говорят. Но это было исключено!

Степанида тем временем пыталась догнать кошку. Она влюбиласьв нее с первого взгляда и больше всего на свете хотела взять ее на руки. Нокошка, видимо, вовсе не стремилась к этому, она юркнула в кусты и исчезла.Степанида полезла за нею, но напрасно. Поплутав по кустам, девочка решила, чтос нее хватит, и так уже локоть ободрала о какую-то колючку. И не только локотьободрала, как выяснилось, но и зацепилась за нее рукавом. Она попробовалаотцепиться, но это удалось ей далеко не сразу. Она боялась напороться еще начто-нибудь, и потому приходилось действовать осторожно. Не хватало толькоразорвать красивую блузку! И тут до нее донеслись голоса. Мужские. Говорилипо-русски! Она невольно прислушалась.

— …и нечего было сюда являться!

Степанида узнала голос Холщевникова. И нутром поняла, чторазговор будет непростой. Она замерла.

— Это тебе, Тимоша, так кажется, у меня на этот счет совсемдругое мнение! А день рождения, согласись, отличный предлог!

— Что тебе нужно? Говори!

— Как будто ты не знаешь, что нужно бедному эмигранту отбогатого наследника и удачливого предпринимателя. Ты ведь у нас богатый иудачливый, верно?

— Ты хочешь сказать, что тебе нужны деньги?

— Ты не только богатый и удачливый, ты еще и догадливый!

— Но с какой это стати я должен давать тебе деньги? Если тыпросишь милостыню, изволь…

— О нет, я не нищий! Я бедный, но не нищий, и у меня хватилосредств и ума, чтобы иметь возможность предложить тебе некий товар…

— Товар? Надеюсь, ты не связался с наркотиками?

— Я? С наркотиками? Боже упаси!

— Тогда что это за товар?

— Видишь ли, Тимоша, я человек творческий, и меня немногосмущает то обстоятельство, что… как бы это поизящнее выразиться… Боюсь, тыможешь обвинить меня в плагиате…

— Послушай, Борис, мне это начинает надоедать! Будь проще! Вчем дело?

— Дело, друг Тимоша, в том, что я, подобно незабвенномуОстапу Бендеру, собрал на тебя досье…

— Что?

— Досье, пухленькое такое, подробненькое досье, гдеговорится если не обо всех, то об очень многих твоих художествах. И, как ОстапБендер, хочу получить за него свой миллион. Всего один миллион. Но, разумеется,не долларов, не рублей, а евро! Миленьких таких бумажек. Это ведь недорого,верно?

«Ну ни фига себе, — подумала Степанида. — Только бы меня незаметили!»

Холщевников молчал.

— Тимоша, что же ты молчишь, дорогой? Ты подавлен? Тебежалко миллиона? Да что для тебя миллион, так, пустячок. А для меня это новаяжизнь. Подумай, подумай, пораскинь мозгами, всего какой-то жалкий миллион — иживи себе спокойно! А я уеду далеко-далеко! Я куплю себе домик на каком-нибудьэкзотическом острове, положу миллион в банк и буду жить на проценты. Клятвеннозаверяю тебя, что ты обо мне никогда больше не услышишь.

— Шантаж, между прочим, — дело уголовно наказуемое! — неслишком уверенно произнес Холщевников.

— Тимоша, брось, ты же сам не веришь в то, что говоришь! Ты,что же, заявишь на меня в полицию? Но это же курам на смех! Если я передамполиции свое, вернее твое, досье, то в благодарность за разоблачение такогоматерого преступника, организатора стольких убийств меня не только не осудят, аеще и наградят. И не пытайся меня убить! Досье в надежном месте, и, если сомной что-то случится, его немедленно передадут в полицию. А посему ты долженсдувать с меня пылинки, пока сделка не состоялась. Даю тебе на размышление…Впрочем, нет, ответ ты должен дать мне сейчас.

— Но я должен взглянуть на это досье, что, если это липа?

— Ну нет, это не липа!

— А как ты докажешь?

— Давай завтра где-нибудь в общественном месте встретимся, ия покажу тебе одну, только одну страничку. Думаю, этого будет довольно, чтобыты раскошелился. Всего одна страничка может потянуть на миллион, так что ценимою скромность!

— А при себе у тебя ничего нет? Что это ты? Показал бы прямосейчас, может, сразу обо всем и договорились бы.

— Ну нет, тебе сперва надо свыкнуться с мыслью о потерянном«лимоне», а то ты сгоряча можешь предпринять что-нибудь нежелательное.Например, напустить на меня твою охрану. Или отравить…

— Осторожный ты.

— А как же! И не думай, что при завтрашней встрече я неприму мер…

— Хорошо. Где и когда?

— Знаешь улицу Пти-Шан, это недалеко от Национальнойбиблиотеки?

— Знаю.

— Кафе называется «Констанс». Жду тебя в два часа. Исоветую: возьми с собой денежки. Все будет более чем убедительно!

— Ты хочешь наличные?

— Естественно!

— Но это немыслимо! Собрать наличными миллион евро кзавтрашнему дню я просто никак не смогу. Это исключено! В воскресенье все банкизакрыты.