Дура, дура, дура…

Я спотыкаюсь на песке, когда пытаюсь ускорить шаг. Убийца может быть где угодно – и кем угодно, а я даже не знаю, куда смотреть. Неожиданно в меня попадают еще три пули – в живот, запястье и грудь. Они отскакивают, но кровь все равно идет. От пули, засевшей в спине, по телу расходятся стрелы слепящей боли, я не могу вздохнуть широко открытым ртом. Боль такой силы, что я невольно думаю – может, это особый пистолет и уже придумали особые пули…

О-о-о…

Я издаю едва слышный звук, когда с размаху падаю на колени и они уходят в песок. Я уже не сомневаюсь, что пули смазаны ядом, то есть даже поверхностные ранки смертельно опасны…

Я падаю – закружилась голова – спиной на песок. Перед глазами все мечется, не могу понять, что вижу. Губы немеют, кости становятся мягкими, кровь, моя кровь хлещет быстро и странно, и я начинаю смеяться, разглядев в небе птицу – не одну, а целую стаю, и вот они летят, летят, летят…

И вдруг я не могу дышать.

Кто-то хватает меня за шею и тянет назад. Задыхаюсь, выплевывая легкие, не чувствую языка и брыкаюсь в песке так яростно, что с ног слетают тенниски. Подступает смерть – как скоро, как скоро, я все равно была слишком уставшей, но тут…

На шею ничего не давит.

Рука мгновенно исчезает.

Кашляя, хватаю ртом воздух. Песок в волосах и на зубах. Я снова различаю краски и птиц, целую стаю птиц, оборачиваюсь – и…

Хруст.

Что-то ломается, судя по звуку, кость. На секунду зрение становится четким, и мне удается разглядеть то, что передо мной. Вернее, кого-то. Я щурюсь, судорожно сглатываю пересохшим ртом, готовая проглотить свои щеки. Наверное, это все действие яда, но нет – это Назира, удивительно красивая, стоит передо мной и сжимает руками странно длинную, вялую шею человека, который мешком валится на песок.

Она подхватывает меня на руки, как ребенка.

– Какая ты сильная и красивая, – бормочу я. – Такая сильная… Я хочу быть как ты…

А Назира отвечает «шшш» и говорит, что со мной все будет в порядке.

И уносит меня.

Паника, ужас, вина, сорвавшийся с цепи страх…

Не чувствуя ног бегу к нашему недостроенному медицинскому крылу на пятнадцатом этаже. Сердце так колотится, что от этого физически больно. Стараюсь не утонуть в черноте собственных мыслей. Борюсь с инстинктивным желанием зажмуриться, когда одолеваю лестницу через две ступеньки – ближайший лифт, разумеется, не работает в связи с ремонтом.

Никогда еще я не был таким дураком.

О чем я думал? О чем? Заболтаться и умудриться отойти! Я продолжаю совершать ошибки и строить догадки. Вот бы сейчас воспользоваться грубым словарем Кишимото – как я хочу выругаться! Никогда я не был так зол на себя. Я ни минуты не сомневался, что с Джульеттой все в порядке, что она не выйдет на открытую местность без защиты…

Неожиданно меня охватывает ужас.

С трудом подавляю его.

Подавляю, хотя грудь ходит ходуном от быстрого бега и бешенства. Злиться на боль бессмысленно, однако я злюсь. Чувствую свое бессилие. Я хочу видеть Джульетту. Я хочу ее обнять. Я хочу спросить, как она могла пойти без своей силы одна по берегу океана…

В груди что-то готово лопнуть, когда я взбегаю на верхний этаж. Легкие горят огнем, сердце бешено качает кровь. Но я все равно бегу по коридору – отчаяние и ужас несут меня к Джульетте.

Останавливаюсь, и тут меня нагоняет страх. Волна страха обрушивается на спину, и я сгибаюсь пополам, упираясь руками в колени и стараясь отдышаться. Эта непрошеная боль довольно сильна – в глазах начинает предательски пощипывать. Энергично моргаю, борясь с нахлынувшими эмоциями.

Как это могло произойти? – спрошу я Джульетту.

Ты что, не понимала, что тебя попытаются убить?

Меня уже трясет, когда я добегаю до нужной палаты. Я почти не отдаю себе отчета в том, чье это вялое, окровавленное тело на металлическом столе. Полуослепленный, я бросаюсь вперед и прошу Соню и Сару снова сделать то, что однажды им уже удалось: помочь мне спасти ее.

Постепенно до меня доходит, что в палате мы не одни.

Я срываю пиджак. Присутствующие вжимаются в стены – люди, которых я, наверное, знаю, но не считаю необходимым помнить их имена. Одна чем-то выделяется из них.

Назира.

Я готов ее задушить.

– Пошла вон, – каркаю я каким-то чужим, хриплым голосом.

Она явно шокирована моими словами.

– Не знаю, как вы это устроили, – продолжаю я, – но это ваша вина, твоя и твоего брата, ваших рук дело…

– Если хочешь познакомиться с виновником, – холодно и ровно говорит Назира, – тебе никто не мешает. Документов при нем нет, но татуировки на руках указывают, что он, возможно, из соседнего сектора. Его труп в конвойном помещении в подвале.

Сердце делает перебой.

– Что?!

– Аарон…

Это Джульетта, моя Джульетта!

– Не беспокойся, любимая, – быстро говорю я, – мы сейчас тебя вылечим! Девочки уже здесь, мы снова все поправим, как в тот раз…

– Назира… – говорит она, не открывая глаз и с трудом шевеля губами.

– Да? – застываю я. – Что Назира?

– Спасла… – губы Джульетты застывают, не закончив фразу, но она с трудом сглатывает и договаривает: – мне жизнь.

Я перевожу взгляд на Назиру и пристально рассматриваю ее. Она будто высечена из камня – неподвижная статуя посреди хаоса – и смотрит на Джульетту со странным выражением лица – я вообще не могу ее разгадать. Но мне не нужна моя сверхспособность, чтобы понимать – c этой девицей не все гладко. Простой человеческий инстинкт подсказывает: она что-то знает, но молчит, и от этого я ей не доверяю.

Назира поворачивает голову ко мне. Взгляд у нее глубокий, неподвижный и пугающе серьезный. От этого взгляда моя паника лишь усиливается.

* * *

Джульетта спит.

Я никогда не был еще так благодарен за свой противоестественный талант красть и использовать энергию других людей. Мы надеялись, что теперь, когда Джульетта научилась управлять своей смертоносной силой, Соня и Сара могут прикасаться к ее телу, не опасаясь за свою безопасность, но Касл напомнил, что в процессе лечения незатянувшиеся раны Джульетты могут случайно запустить прежний защитный механизм, и в критической ситуации ее кожа может снова стать смертоносной. Это рискованный эксперимент, от которого любой предпочел бы воздержаться.

Что, если бы меня не было рядом? Что, если бы у меня не было моего странного дара?

Не хочу, не могу об этом думать.

Сижу за дверью палаты, опустив голову на руки. Джульетта восстанавливается во сне. Исцеление тела еще не закончено.