Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что если ты ей не скажешь, найдутся другие охотники…
– Мне все равно, – отрезаю я. – Сами ей и говорите.
– Ты меня не слушаешь. Она обязательно должна услышать это от тебя. Она тебе доверяет и любит. Если она выяснит сама из менее надежного источника, мы ее потеряем.
– Я этого не допущу. Я предотвращу любые покушения, и если мне придется охранять ее лично…
– Нет, сынок, – перебивает Касл, – ты меня неправильно понял. Я не сказал, что мы потеряем ее физически, – он улыбается, но улыбка получается странной. Испуганной. – Мы ее потеряем здесь, – он стучит себя по лбу, – и здесь, – он указывает на грудь, где сердце.
– То есть?
– Перестань жить в отрицании. Джульетта Феррарс не та, кем ты ее считаешь, и шутить с ней не стоит. Она кажется беззащитной, наивной и даже невинной, но нельзя забывать о кулаке гнева, сжатом в ее сердце.
У меня даже губы приоткрываются от удивления.
– А-а, ты читал ее дневник? – уточняет Касл. – Значит, ты знаешь, куда ее заводили мысли, насколько мрачными они бывали?
– Как вы…
– А я это видел, – перебивает Касл. – Я собственными глазами видел, как она вышла из себя. Она чуть не разнесла «Омегу пойнт» еще до бомбардировки, которую устроил твой отец. Она зашлась в припадке ярости из-за простого недоразумения – ее расстроила проверка, которой мы подвергли Кента. Она запуталась, немного испугалась, ничего не желала слушать – и едва не поубивала всех нас.
– Тогда все было иначе, – качаю я головой. – Это произошло давно, она уже изменилась… – Я отвожу взгляд, не в силах справиться с отчаянием при этих едва завуалированных обвинениях. – Сейчас она счастлива…
– Как она может быть счастлива, если не разобралась со своим прошлым? У нее не было ни времени, ни возможностей о нем узнать. А такая ярость не может просто исчезнуть в никуда, – качает головой Касл. – Джульетта непредсказуема из-за взрывного темперамента, и помяни мои слова, сынок: это не последняя вспышка гнева.
– Неправда.
Он уничтожает меня одним своим взглядом:
– Ты же сам в это не веришь!
Я не отвечаю.
– Уорнер…
– В прежнем виде – нет, – перебиваю я. – Если даже гнев и вернется, все будет иначе. Гнев – возможно, но не ярость, прорвавшаяся, давно копившаяся ярость…
Касл улыбается – так неожиданно, что я замолкаю, не закончив фразу.
– Уорнер, – говорит он, – а как ты думаешь, что произойдет, если правда о ее прошлом откроется внезапно? Думаешь, Джульетта примет новость спокойно? Насколько я знаю, а знаю я много, – ходят слухи, что ее время истекло. Эксперимент подошел к концу. Джульетта устранила командующего целым континентом. Система никогда ее не отпустит с такой безграничной, неудержимой силой. Мне известно о планах стереть Сорок пятый сектор с лица земли… – Он колеблется: – А Джульетту либо убьют, либо перевезут в новую лечебницу.
Все вокруг плывет. В мозгу что-то взрывается.
– Откуда вам это известно?
Касл коротко смеется.
– Ты же не думаешь, что «Омега пойнт» была единственной группировкой Сопротивления в Северной Америке? У меня большие связи в подполье. Я тебе в сотый раз повторяю: скоро Джульетта получит информацию о своем прошлом и так или иначе узнает о твоей роли в ее судьбе.
Я невольно отвожу взгляд, но тут же снова смотрю на Касла.
– Вы не понимаете, – треснувшим голосом шепчу я. – Она меня никогда не простит.
Касл качает головой.
– А если она узнает от кого-нибудь другого, что тебе давно известно – ее удочерили? Если она узнает, что ты мучил ее сестру? – Он кивает: – Да, тогда она, вероятно, тебя не простит.
На одну страшную секунду у меня подкашиваются ноги. Приходится сесть – кости будто крошатся внутри меня.
– Но я же не знал, – начинаю я, и мне самому становится противно – оправдываюсь, как щенок. – Я не знал, кто эта девушка, не знал, что у Джульетты есть сестра, не знал…
– Это не имеет значения. В отсутствие контекста, объяснений и извинений простить такое гораздо сложнее. А если ты скажешь ей сам – и не откладывая, у ваших отношений будет шанс… В любом случае, ее нужно предупредить о том, что готовится, и продумать необходимые шаги. Твое молчание грозит обернуться катастрофой.
Я воровка.
Я украла эти блокнот и ручку из лабораторного халата одного доктора, пока он не видел, и затолкала себе в трусы. Почти сразу после этого он вызвал тех мужчин, которые меня увели, – в странных костюмах и толстых перчатках, в противогазах с мутными пластиковыми окошками, скрывающими глаза. «Это инопланетяне», – думала я. Наверняка инопланетяне, потому что люди не могут надеть на меня наручники, скрутив руки за спиной, и привязать меня к стулу. Они снова и снова приставляли электрошокеры к моей коже – без всякого повода – и ждали, когда я закричу, но я не кричала. Я скулила, но ничего не говорила. Я чувствовала, как слезы текут по щекам, но я не плакала.
Кажется, это их рассердило.
Меня разбудили пощечинами, хотя мои глаза были открыты, когда мы приехали. Кто-то отстегнул меня от сиденья – правда, наручники не сняли – и пнул по коленям, прежде чем приказал подняться. Я постаралась встать, я попыталась, но не смогла, и тогда шесть рук выбросили меня в дверь, и кровь с моего лица некоторое время впитывалась в бетон. Я не очень хорошо помню, как меня волокли в палату.
Мне все время было холодно.
Внутри пустота, во мне ничего не осталось, кроме разбитого сердца, застрявшего в этой оболочке. Я слышу, как поскуливание эхом отдается во мне, слышу, как оглушительный стук вибрацией отдается в костях. У меня есть сердце, говорит наука, но я чудовище, говорит общество. Я знаю, конечно, я это знаю. Я помню, что я сделала. Я не прошу сочувствия, но иногда мне в голову приходит: будь я монстром, я бы сейчас чувствовала ярость, агрессию и жажду мести. Я бы ощущала слепую ярость, кровожадность и тягу к истреблению всего живого.
Вместо этого во мне разверзлась пропасть, бездонная и настолько мрачная, что я не могу разглядеть, что же в ней таится. Я не знаю, что я такое и что со мной станется.
Я не знаю, что могу натворить снова.
Мне снова снятся птицы.
Хоть бы они уже улетели. Я устала думать о птицах с надеждой. Птицы, птицы, птицы – почему они не улетают? Мотаю головой, отгоняя птиц, но сразу понимаю свою ошибку: в голове по-прежнему путаница и туман. Медленно, нерешительно открываю глаза, но как бы я ни таращилась, не вижу ни лучика света. Я не сразу понимаю, что сейчас ночь.
Резко вдыхаю.
