– Фамилии этих людей вы знаете? Где они сейчас…

– Узнать нетрудно, только вот не уверен, что кто-то изних захочет с вами разговаривать.

– Попытка не пытка, – усмехнулась я.

– Отлично. Я позвоню, как только будут новости.

– И вот еще что, – заторопилась я. – Меняинтересует Центр реабилитации спортсменов, это где-то в районе стадиона«Динамо».

– Про этот Центр я вам сразу скажу – бандитскаялавочка. Как изысканно выражается один мой приятель, туфта чистой воды, ноденьги там завязаны большие. Несколько раз органы и наш брат журналист пыталисьразобраться, что там к чему, но каждый раз неудачно: формально все в порядке. Апочему он вас заинтересовал?

– Бывший главврач отделения, в котором лежал Егоров,теперь заведует этой самой, по вашим словам, бандитской лавочкой.

– Интересно. – Владимир Петрович задумался,вздохнул и добавил: – Очень интересно.

– Куда уж интересней, – согласилась я, мыпростились, а я опять задумалась.

Если Нина права и Севка вместе со своими товарищами устроилкровавую бойню, а потом ловко расправился со свидетелями, если допустить такое,как в эту схему вписывается тот факт, что бывший главврач нынче заведует«бандитской лавочкой»? Однако не это меня сейчас беспокоило, я думала о Севке.Самое подлое дело подозревать в чем-то близких людей…

– Или брось все это, или докопайся до правды, –зло сказала я себе, кажется, вслух. Потом стала просматривать бумаги, нашлаадрес жены Перфильева, предполагаемого свидетеля расстрела на Катинской, ивзглянула на часы. Самое подходящее время для визита.

Через полчаса я уже сворачивала во двор многоэтажки.Отыскать нужный дом оказалось делом нелегким, он значился под номером 126»в», ирасполагался во дворе трех других домов. Редкие прохожие ценной информациейподелиться не могли, и поэтому я изрядно намучилась, прежде чем его обнаружила.Лифт не работал, квартира располагалась на шестом этаже.

Дверь открыла пожилая женщина в красном халате с рванымилоктями и заплатой на животе.

– Здравствуйте, – сказала я, стараясь на ходурешить, с чего начать разговор.

– Вы из ЖКО? – подозрительно спросила она. –Денег у меня нет, я вашему начальнику уже говорила, вот дадут пенсию, заплачу,сколько смогу. И нечего меня пугать. Нет совести – оставьте старуху без света…

– Я из газеты, – торопливо сказала я. Она вроде быудивилась.

– Да? Из ЖКО в газету нажаловались? – спросила онавполне серьезно.

– Нет, – улыбнулась я пошире и поинтересовалась: –Можно войти?

– Входите. – Женщина посторонилась, пропуская меняв квартиру.

Выцветшие обои, беспорядок на кухне, грязная посуда враковине, на столе остатки обеда. Все выглядело крайне неопрятно, как, впрочем,и сама хозяйка.

– Садитесь, – кивнула она, я устроилась натабурете, женщина села напротив, посмотрела на меня внимательно, а яиспугалась, что сейчас она спросит у меня журналистское удостоверение, таковогоне имеется, и хозяйка скорее всего выгонит незваную гостью, а может и соседейподнять по тревоге или в милицию позвонить.

Однако о документах женщина даже не вспомнила.

– Вот так, милая, – вздохнула она тяжело. –Не живу, а существую. С пенсиями, сами знаете, что делалось, задолжала заквартиру за восемь месяцев, вот и шлют мне разные бумаги, грозятся всеотключить. А Прасковья Ивановна из пятьдесят восьмой квартиры говорит, чтомогут и выселить. Неужто правда? Вы из газеты, должны знать, можно человека изсвоего-то дома на улицу выкинуть?

– Думаю, что до этого не дойдет, – ответила я.

– Не знаешь, что теперь и ждать, – вздохнулаженщина. – Всю жизнь мы работали, выжали из нас все соки, а теперь ненужны никому. Всем в тягость. Хоть живой в гроб ложись.

– А дети вам не помогают? – осторожно спросила я.

– Что дети? Дочка в Архангельске живет, двое детишек… асын… пьет, одним словом. Какая от него помощь? Квартиру мне вот эту дали,думала, хоть на старости лет поживу спокойно, не вышло. Выгонят на улицу…

– Не выгонят, – попробовала утешить я. –Потихоньку выплатите долг, с пенсиями сейчас вроде бы налаживается.

– Да… Хотите чаю? – предложила она. – У меняваренье есть. Лепешки с утра пекла.

От чая я отказалась.

– Сын ваш отдельно живет? – спросила я, желая хотькак-то приблизить разговор к интересующей меня теме.

– Да. У нас квартира была, однокомнатная, на Катинской,сейчас 8 Марта называется. Я на расширение стояла, дали нам с мужем вот этуквартиру, а в той сын остался. Дочка к этому времени с семьей уехала вАрхангельск, муж у нее из тех мест, а здесь учился.

– А ваш муж давно умер?

– Пять лет, еще до того, как сюда приехали. Как разордер на квартиру получила, а он через три дня и… убили, прямо возле подъезда.

– Как же это случилось? – осторожно спросила я.

– Кто знает, – махнула рукой женщина. –Ударили по голове – и насмерть. Денег при нем не было, и человек он тихий.Никогда ни с кем не задирался. Конечно, пил. Но ведь чтоб по голове вот так-тостукнули… хотя, сейчас такое время, почем зря убить могут.

– Но ведь следствие было?

– Было следствие, как же. Только что толку? Да у настремя днями раньше шестерых убили в соседнем доме, и то никого не нашли. А тутпьянице по голове стукнули, кому надо искать? Приходил следователь и к себевызывал. – Женщина махнула рукой с крайним презрением. – В милициитоже жуликов полно…

Последнее замечание меня насторожило.

– Вы думаете, они проявили халатность в расследованииили пытались что-то скрыть? – спросила я.

– Не знаю, грех на душу не возьму и ничего утверждатьне буду. Да и дело давнее… чего теперь… Муж-то мой про то убийство что-то знал…

– Про какое?

– Ну, вот про тех шестерых, которых расстреляли пососедству… Видел вроде что-то, но мне ничего не рассказывал и никому другомутоже, кроме того следователя. Я, конечно, выспрашивала, а он говорит, такоедело, мол, головы лишиться можно. Покойник хоть и был пьяница, но мужчина умныйи жизнь-то повидал. Ну, и когда из милиции стали по квартирам ходить,свидетелей искать, он рассказал… меня из комнаты выгнал, вот так… не хотел,чтобы я слышала.