— Забудьте про машину, — отмахнулась Левицкая, — Юлька мне дороже помятого крыла, поверьте. Я не пожалею никаких денег на ее безопасность. Вы согласны?

Она еще спрашивает, как мило с ее стороны! Как будто у него есть выбор: отказаться или принять предложение. И говорит она с ним как с равным, а не как с прислугой — и тон другой, и интонации, в них звучит просьба, а никак не приказ. «Уйти нельзя остаться» — вот из чего приходится выбирать. Еще вчера он сбежал бы, нимало не задумавшись, просто использовал бы возможность, и все, но это вчера. До петарды под ногами Кристалла, до Юлькиного взгляда, когда она сидела рядом и не давала ему отключиться, держала за руку. Пусть несла всякую чушь при этом, но ничего уместнее в тот момент он и представить себе не мог. Юлька… Чувство такое, что ее все кинули, даже папаша от души поиздевался, оставив дочке такое наследство, что ей почти не принадлежит. Глупость, конечно, но раз просит, куда ж деваться. И слава богам, что между ним и девушкой пропасть размером с Марианскую впадину или Большой каньон, что чертовски облегчает задачу. Скоро Юльке исполнится двадцать пять, и она навсегда уедет в свою Швейцарию, позабыв и о вдове, и о Рогожском, и о своих страхах. И уж точно ни разу не вспомнит про Макса Еланского.

— Хорошо, — сказал Макс, — я приеду, как только меня выпишут. Передайте Юле, что я вернусь.

Вдова поднялась, одернула короткий пиджак с глубоким вырезом, слегка наклонившись при этом, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть волнующие подробности под тонкой тканью.

— Все, Максим Сергеевич, мне надо идти. Выздоравливайте, и если что понадобится, звоните Леониду, я распоряжусь.

Макс даже слова сказать не успел, а вдова уже выплыла из палаты и стучала каблуками по коридору, в палате остался только запах ее духов. Макс открыл форточку, впуская свежий после грозы воздух, и подумал, что неплохо бы прогуляться, но отсюда его выпустят не раньше чем через неделю, из которой прошло всего два дня.

От разговора остался какой-то неприятный осадок. Максу казалось, что Рогожский, а затем и Левицкая используют его, причем втемную, и чувство это крепло с каждой минутой. От него становилось тяжело и муторно, но горечи добавляло не это: Макс был уверен, что Юлька не может чувствовать себя в безопасности даже дома. Почему — толком объяснить сам себе не мог, просто положился на то, что называется интуицией, когда мозг просто собирает и фиксирует все относящиеся к делу мелочи, не торопится выдать итог, и от этого на душе становится тревожно. Опасность близка, просто ее пока не видно, она удачно маскируется, прячется до поры. Ведь если рассудить — кто такая Юлька? Дочь богатого отца, что оставил ей миллионное наследство, правда, с условиями, но от всего застраховаться нельзя. На такой куш найдется прорва желающих, и обойти швейцарскую полицию имеются охотники, и кто сказал, что они далеко от усадьбы? Предателем может оказаться любой, даже дворник, к примеру. Дворник, повар, горничная. Не надо считать их безмозглыми существами, они имеют глаза, уши, они многое видят, слышат и понимают. Вот откуда надо копать, если он хочет во всем разобраться. Эти люди тоже были в доме, когда все происходило, и кое-что должны запомнить. С них и начнем, сразу после того, как завотделением выпустит его отсюда.

Тот оказался мужиком сговорчивым, да и лекарства помогали. На очередном обходе, осмотрев начавший желтеть кровоподтек на ребрах Макса, врач сам предложил покинуть больницу.

— Но на домашний режим, исключающий физическую активность и нагрузки. Спать, лежать, гулять тихим шагом, не пить, не курить, — наставлял его травматолог. Макс клялся, что выполнит все назначения, пообещал пить таблетки и колоться по часам и после обеда ушел из больницы. Хотел сначала позвонить Рогожскому и попросить машину, но передумал, решив, что обойдется сам. Вызвал такси, доехал до моста, расплатился и пошел по лесу тихим, как и было предписано, шагом, обдумывая еще раз план на завтра, а если повезет, то и на сегодня.

Пока дошел, пока добрался до дома — уже наступил вечер, сосны таинственно высились в ранних сумерках, шумели ветками и роняли на голову иглы. Было очень тихо, и этот шум убаюкивал, а смолистый теплый воздух, от которого Макс порядком отвык, проведя взаперти неделю, действовал не хуже снотворного. Макс сонливость героически преодолел, вышел из леса и остановился на дорожке, что вела к усадьбе, раздумывая, как лучше поступить. Надо найти Юльку, расспросить ее кое о чем, только аккуратно, чтобы не напугать лишний раз. Но это позже, сначала надо переговорить кое с кем, а поблизости, как назло, ни души, только осмелевшие белки скачут по соснам, прыгают по дорожке, насторожив острые ушки. Одна, самая нахальная, почти вплотную подобралась к Максу, села на задние лапы, распушила хвост и вытянула острую мордочку, принюхиваясь к человеку. Макс не двигался, тогда зверек подобрался еще ближе, и теперь были хорошо видны и черные бусинки глаз навыкате, и острые коготки на лапках. А уж хвост был вне всяких похвал, не хвост — опахало, рыжее, с черной кисточкой на хвосте. Белка недовольно помахивала им, она требовала угощения, а глупый человек вышел из дома с пустыми руками.

Белка принялась недовольно цокать, точно требовала чего-нибудь вкусненького, и немедленно, и вдруг насторожилась, замерла, прижав лапки к белой грудке, и пружиной рванула вверх по сосновому стволу, только хвост мелькнул. Но зря пугалась — это возвращалась одна из работниц Левицкой, бодрая пожилая черноглазая женщина в белом халате поверх пестрого платья. Макс с ней давно успел познакомиться, узнал, что работает та на кухне, что работа тяжелая, хозяйка привередливая, но платит так хорошо, что грех жаловаться и можно потерпеть.

Женщина издалека заметила Макса, ускорила шаг, поздоровалась и принялась пристально рассматривать его.

— Живой, слава богу, — с облегчением сказала она, — а нам тут сказали, что тебя бешеная лошадь чуть не убила. И чего ты к ней полез, у нее ж в башке солома…

Макс усмехнулся про себя: тезисы той, когда-то еще в прошлой жизни прочитанной, статьи получали очередное подтверждение.

— Не дождетесь, — уклончиво ответил он, женщина вздохнула понимающе и пошла дальше, но Макс точно невзначай преградил ей дорогу. — Я вот что хотел спросить, — начал он, нарочито смущаясь, — я тут человек новый, две недели поработал и в больницу угодил. Я вот что спросить хотел, про хозяев… — на ходу сочинял он легенду, одновременно кляня сам себя, что не выдумал ее раньше. Но женщина оказалась сообразительная и с полоборота поняла его.

— Ничего, ничего, в порядке все будет, — принялась она успокаивать Макса, — хозяйка требовательная, заместитель ее тоже орел тот еще. Работы много, на каждый день свое меню, свои порядки. Девчонки, что в доме работают, рассказывают: и розы два раза в неделю в комнатах менять надо, кабинеты проветривать, мух и комаров выгонять, если залетят. Одежду только дорогую покупает, Нинка как-то ценник нашла, так от платья за сто тысяч. А шуба у Левицкой вообще за миллион, я слышала. Из продуктов много чего покупать запрещено, я себе по первости списочек составила и с собой на работу брала: что она ест, а чего ни в коем случае нельзя. Мясо, рыбу красную, спаржу, супы сливочные… Масло только оливковое, рыба только белая и речная, никакого майонеза, чай только зеленый, кофе без сахара.