— Все, иди спать. Завтра утром жду тебя здесь.

Но девушка уходить не спешила, глянула на Макса снизу вверх, и лицо у нее снова стало, как сказал тогда охранник, сосредоточенным и отрешенным, точно это не она так заразительно смеялась пару минут назад. Макс аккуратно освободил руку, легонько сжал Юльке пальцы и сказал вполголоса:

— Ничего не бойся. Поняла меня? Ничего они тебе не сделают, руки коротки. Ясно тебе?

Девушка кивнула и пошла к лестнице, часто оглядываясь назад. Макс дождался, пока та поднимется наверх и пропадет из виду, развернулся и потопал к себе — спать и думать, или наоборот, как получится.

Вырубился поначалу, но через час или полтора проснулся от духоты, поворочался и понял, что заснуть не получится. Полежал немного, глядя на тени, что перечеркивали потолок, потом открыл окно. Кондиционера в комнате не было, полезным приспособлением оснастили только «барский» дом, прислуге полагалось обходиться открытыми окнами. Тут же налетели комары, загудели, закружили, норовя впиться в кожу, Макс отмахивался от них и смотрел в окно. Через несколько минут стало окончательно ясно, что сон прогнала не только духота, хотя и она постаралась, но кроме нее спокойно спать не давали мысли, крутились в голове, не хуже голодных комаров, что вот прямо сейчас вьются поблизости. Макс задернул тонкие шторы, прихлопнул парочку кровопийц, натянул джинсы и вышел во двор, обошел толстую, пахнущую смолой сосну и привалился к ней спиной, поднял голову.

Небо было мутным, низким, звезды прятались за тучами, но дождя пока не было. Дело шло к грозе, ночной, яркой, шумной, когда от всполохов молний и грома поневоле становится жутковато — стихия все же, как ни крути. И невольно радуешься, глядя на это безобразие из окна, что укрыт от нее надежно, что крыша и стены выдержат удар. Так, наверное, радовался и пещерный человек, если успевал до начала грозы спрятаться в свое вонючее логово, и опасливо высовывал нос в дыру в стене, что парой веков позже стали именовать дверью.

Тучи стали и вовсе уже черными, высоко за ними раскатисто погромыхивало, точно гроза пробовала силы, как артист, что распевается перед спектаклем. Макс присел на корточки, нашел в траве сосновую шишку и принялся подкидывать ее на ладони. Все равно не уснуть, слишком много всего произошло и многое требует объяснения. А самое поганое, что все это идеально стыкуется с Юлькиным рассказом о мачехе, об отношениях с ней, о желании Левицкой прикарманить деньги падчерицы. В последнем Макс ничего странного не усмотрел — нормальный порыв, нормальная зависть, если хотите. Ну кто из вас не позавидует девчонке, что скоро станет миллионершей, причем не рублевой? Понятное дело, что Левицкой и завидно и тоскливо одновременно: у Юльки вся жизнь впереди, обеспеченная жизнь, заметим, а денежки пройдут мимо вдовы. Но эти самые денежки под такой защитой, как под заклятьем, и вдова, как бы зубами ни скрипела, обязана Юльку охранять и защищать даже от комара, не говоря уж про наемных убийц. Что и делает, исправно и старательно, и это можно объяснить: замучается она представителям банка доказывать, что смерть падчерицы наступила от естественных причин. Нет, в жизни все бывает, и молодые люди умирают, но в совпадение швейцарцы вряд ли поверят, у них своя цель.

Громыхнуло уже основательно и сурово, Макс поднял голову, но ничего, кроме черных на черном сосновых лап, не увидел. Те шевелились и таинственно шуршали иголками, с дерева упала упругая шишка, стукнула по плиткам дорожки и откатилась к бордюру. Макс рассеянно следил за ней, не переставая думать о своем.

Вдова старается, это понятно, Рогожский тоже рвения исполнен, но это на словах, а на деле… Одно странное нежелание немедленно разобраться в случае с петардой чего стоит. Понятно, что он хотел поскорее доставить Юльку домой, но мог бы поручить это любому охраннику, уж те как-нибудь девчонку бы довезли. А тут следы еще горячие, свидетели, пусть косвенные, имеются, та же Юлька, например, она же сама сказала, что видела за оградой манежа гастарбайтера. Может, Рогожский потом на место вернулся и следствие учинил, но у девушки ничего не спрашивал, что странно. А нежелание Левицкой говорить на эту тему, ее подчеркнутое безразличие: «Леня занимается…» И тут же пафосная речь о том, как дорога ей приемная дочь. И странное похищение, и смена охраны и прислуги аккурат после нападения на машину и телефонных звонков с угрозами… Люди-то тут при чем, не они же звонили и на машину с битами кидались? Не кидались, не звонили, но видели и слышали много лишнего, за что их и выкинули вон. «Елена Анатольевна за продуктами ездила», — пришли на память слова Рогожского. Обалдеть, какая жертва — выехать раз или два в неделю в супермаркет. Зато по телефону угрожать перестали…

По верхушкам сосен пробежал быстрый ветер, деревья мотнуло в одну сторону, их макушки колыхались, как трава в поле. Мелькнула зарница, вторая, и в небе точно кран повернули — хлынуло мощно и сокрушительно, Макс мигом вымок до нитки и едва успел удрать в дом. Ливень хлестал по окнам, барабанил по крыше и подоконникам. Макс снова лег и слушал шум дождя и гром, что изредка заглушал ливень. Вспышки молний становились все ярче, гроза набирала обороты, и тут вдруг накатила сонливость. То ли усталость сказалась, то ли восстановиться после больницы еще не успел — непонятно. Или найденный ответ к загадке, над которой битый час ломал голову, даже не ответ — путь к ответу, кривой, как положено, и неблизкий, но единственный.

После завтрака Макс первым делом отыскал Рогожского. Господин заместитель вдовы выглядел блестяще, был гладко выбрит, настроение имел отменное, несмотря на серость и туман за окном. После грозы погода нахмурилась, и то и дело с неба сыпался мелкий дождик, однако Рогожский встретил Макса в отличном расположении духа.

— Мне к врачу надо, — с порога заявил Макс.

Рогожский помолчал, сделал серьезное лицо и сосредоточенно уставился в окно, точно прикидывая, не нарушит ли временное отсутствие Макса покоя в доме. Думал ровно минуту, потом милостиво кивнул:

— Валяй, езжай. Только быстро и сразу назад, я за тебя твою работу делать не собираюсь. И если ей что понадобится — извини, я тебя хоть под наркозом, но сюда вызову.

Разумеется, Макс спешил, и, понятное дело, не к врачу, а в «Страж», что поставлял Рогожскому охранников. По-хорошему, надо бы еще и в кадровое агентство заглянуть, что прислугу для Рогожской вербовало, но на это времени нет. И что самое неприятное, он так и не придумал себе официальный и правдоподобный предлог для похода в этот самый «Страж», как ни крутил — ничего путного в голову не лезло. И уже по дороге, проскочив пробку у моста, решил, что действовать будет по обстоятельствам, то есть импровизировать.

«Страж» помещался в старой, еще дореволюционной двухэтажной постройке из красного кирпича. Основательное, под новой крышей здание располагалось в самом центре города, фасадом выходило на проспект. Макс оставил «Мазду» на парковке у магазина и немного прогулялся назад, по дороге купил необходимый реквизит — местную газету. Она не подвела: объявление находилось на прежнем месте, и в «Страже» по-прежнему требовались «отслужившие в ВС мужчины до сорока лет». Макс даже что-то вроде радости испытал, увидев объявление на хорошо известном месте, обрадовался почти как старому знакомому: зря, что ли, несколько месяцев на него глядел, вот оно и пригодилось. И так, постукивая сложенной газетой по ладони, Макс вошел на территорию «Стража»