— Фигуру бережет? — попытался Макс перевести разговор ближе к теме. Женщина кивнула, запахнула халат и продолжала просвещать его относительно порядков, установившихся в поместье:

— Сладости нельзя, соусы всякие ни-ни, питьевая вода только в поллитровых бутылках, свою сим-карту сдать, забрать можно только на выходные. Но они редко, раза два в месяц, раньше, говорят, чаще было…

— Говорят? — ухватил Макс кончик ниточки и дернул за него. — Когда — раньше? В прошлом месяце, полгода назад…

— А бог его знает, — вздохнула «информатор», — я тут всего два месяца работаю, полгода дома сидела, пока из агентства не позвонили.

Она говорила что-то еще, жаловалась на неустроенную личную жизнь безработной беременной дочери и первого внука-шалопая, но Макс особо не прислушивался. Два месяца всего, маловато будет, она вряд ли видела или слышала что-то важное, Юлькины кошмары начались гораздо раньше. Надо искать другой источник, этот не годится, и Макс вежливо распрощался с женщиной, сказав, что ему надо найти Рогожского.

А сам двинул в другую сторону, по саду, зашел сначала в гараж, потом в подсобку, где отдыхали дворник и садовник, поговорил с уборщицей и по совместительству посудомойкой. Везде отвечал на вопросы о здоровье, интересовался порядками и обычаями, заведенными в усадьбе. И от каждого слышал одно и то же: «Я здесь недавно, всего два месяца».

Дальше продолжать опрос не имело смысла, впрочем, оставались еще женщины, что работали кем-то вроде горничных и официанток, но для этого, во-первых, потребовалось бы войти в дом, чего он делать пока не собирался, а во-вторых, Макс подозревал, что услышит от них то же самое. Первый блин получился комом: Левицкая два месяца назад полностью сменила персонал, и ничего по делу новые люди сказать ему не могли. Оставался еще один путь, тут Максу прикидываться не пришлось. Он запросто пересек холл, постучал для приличия и вошел в комнату под лестницей, где помещался пульт наблюдения.

Сейчас тут сидели двое, и обоих Макс уже неплохо знал, поэтому разговор завязался свободно. Максу только стоило поинтересоваться, где Рогожский, как ему тут же доложили, что тот повез куда-то Левицкую, а Юлька сидит дома, выходит изредка прогуляться, и вид у нее при этом сосредоточенный и отрешенный.

— Точно сквозь стены смотрит, — поделился молодой плотный парень с жирным затылком, — как не своя. Может, у нее с головой проблемы? Вот хозяйка дочку и не выпускает никуда, чтобы та на людей не бросалась.

— Может, — сделав вид, что задумался, сказал Макс и тут же добавил: — А она всегда такая была? Ну, дочка ее?

Охранник потянулся к кружке с остывшим чаем, отпил немного и скривился так, точно спирта отхлебнул.

— А черт ее знает, — прогудел он, — я тут всего два месяца. Может, и не всегда. Я не знаю.

Круг благополучно замкнулся: охрану и прислугу сменили в одно и то же время. Ловить здесь больше было нечего, Макс принялся смотреть на мониторы. Дом, двор, сад, подсобные помещения, гараж, улица, домик для персонала — вся усадьба как на ладони. И не только жилые помещения, но и забор, почти весь по периметру, ни одного «слепого» угла. Наблюдение на отлично поставлено, не подкопаешься, у Рогожского не забалуешь, тут и муха не пролетит, что радует и настораживает одновременно. С одной стороны, дом в полной безопасности, а с другой стороны — вокруг тюрьмы тоже крепкие стены и охрана с собаками. До псов Рогожский пока не додумался, но все равно очень похоже, только «егозы» по верху забора не хватает, и не простой «егозы», а под током. И смотреть на эти картинки малость жутковато: нет на них ни одной живой души, даже белки не мельтешат, даже ворон не видно. То ли не водятся они здесь, то ли брезгуют соснами за забором вдовы. Тут бы и собаки сгодились, какое-никакое, а разнообразие…

— Ладно, пойду я. — Макс попрощался с охранниками и уже собрался выходить, как одна из картинок ожила. По роскошной бело-кремовой лестнице кто-то шел вниз, вернее, собирался: он показался на верхней площадке, остановился, точно его окликнули, и чего-то ждал. Голосов слышно не было, картинка чуть подрагивала, человеку на площадке надоело стоять на месте, он пошел по ступенькам вниз, и Макс узнал Юльку.

Та медленно спускалась по лестнице, на ходу собирала волосы на затылке. Скрутила их в хвост, помотала головой, спрыгнула через две ступеньки и направилась к выходу. Мелькнула на дорожке перед домом и исчезла из поля зрения камеры — выходит, что «слепые» зоны здесь все-таки имеются. Понятное дело, что невозможно охватить обзором всю усадьбу, да это и не нужно: ключевые точки под присмотром, а Юлька, как и любой человек на территории, никуда не денется, появится рано или поздно под одним из «прицелов». Так и оказалось, девушка обнаружилась на дорожке и неторопливо шла по ней, как показалось Максу, в сторону пруда с рыбами. Он шагнул было к двери, и тут его осенила ценная мысль. Он уже взялся за ручку, но тянуть на себя не спешил, прикидывал, как бы замаскировать свой интерес и задать вопрос так, чтобы тот не прозвучал, что называется, в лоб.

— Я думал, что только я один тут новенький, — сказал Макс, — но меня через агентство устроили. Я в «Бастионе» работал, — произнес он наобум первое пришедшее в голову название ЧОПа, одного из многих в городе. Благо газеты местные читал в недавнем времени часто и название это успело примелькаться своей навязчивой и аляповатой рекламой. — Думал найти «коллегу», но ошибся, — охранники дружно покачали головами.

— Мы из «Стража» — ответил юноша с жирным затылком, — как и предыдущие вроде, но я не уточнял.

Тоже название на слуху, знакомая лавочка. Туда, кстати, постоянно люди требуются, о чем регулярно извещает местная газетка. Но судимых не берут ни в «Бастион», ни в «Страж» этот, в чем Макс успел давно убедиться.

Зато теперь все понятно, дальше говорить было не о чем. Макс кивнул на прощанье и вышел в холл. Постоял немного, стараясь не попадать в сектор обзора одной из двух камер, что сторожили вход и выход из дома, и двинул следом за Юлькой. А что — все в порядке, ничего необычного: телохранитель идет за своим объектом, как и положено телохранителю, ни одна собака не подкопается.

Уже стемнело, ночь была теплой и свежей, даже прохладной, но комаров это не пугало, они вились рядом, лезли в лицо, и Макс едва успевал отмахиваться от самых назойливых. Прошел по той дорожке, где недавно бродила Юлька, поозирался в темноту, но зря — вокруг было пусто. Девушка как сквозь землю провалилась, и Максу вдруг стало жутковато: а ну как снова ей что в голову взбрело? Ведь только что здесь была, куда ей деваться, спрашивается, и главное — зачем? Но чужая душа — потемки, а если учесть все, что она пережила… У здорового мужика проблемы с психикой начнутся, не то что у хрупкой девчонки. Подруг у нее нет, родственников тоже, одна она на этом свете, одна со своими деньгами, вокруг которых закручивается нечто мутное, насквозь нехорошее, и этому нехорошему надлежит быть вскоре. Когда у нее там день рождения?..

Свет фонарей перед глазами померк, исчезли тропинка и сосны, даже запах хвои, как показалось Максу, исчез, или это дыхалку перехватило? Он пригнулся, развернулся в полуприседе и перехватил Юльку за руки, сжал запястья, да так сильно, что та вскрикнула.