– Чур, я на чёрной, – сказала Ника. Она смотрела на лошадей, подняв очки на лоб.

– Спорим, чёрную зовут Звёздочка? – сказал Леон.

Мальчишка привязал лошадей к перилам террасы и умчался в конюшню. Он был в грязной рубашке, коротких шортах и без обуви, чумазый, ноги и пятки – коричневые от грязи. Кобылы, которых он привёл, жмурились на солнце, нюхали воздух влажными ноздрями и сдержанно фыркали. Цыганка с кобылой и чёрным жеребцом подошла и, не выпуская поводьев из рук, поочерёдно осмотрела нас:

– Ну, кто едет Поток смотреть? – спросила она без акцента. Мне понравился её взгляд – прямой и открытый, совсем не цыганский.

– Мы, – торопливо ответила Ника.

– Здравствуйте, прекрасная Диана, – сказал Леон. – Не вы ли будете нашим проводником?

– И проводником, и экскурсоводом, – без улыбки ответила цыганка. – И консультантом. Вы когда-нибудь сидели на лошади?

– Да, – сказал Леон.

– Нет, – хором ответили мы с Никой.

– Тогда поможете мне, – сказала цыганка Леону. – Ну, садитесь.

Ника сунулась было к жеребцу, но цыганка кивнула ей на рыжих:

– На Зорро поеду я.

– Зорро! – восхитился Леон.

Он подсадил в седло охающую Нику, потом меня. Лошади стояли спокойно, и всё равно было очень страшно. Когда я уселась в седло и сунула ноги в стремена, мне показалось, что до земли метров пять, не меньше. Теплотой, подвижными ушами и особенно – фиолетовыми глазами, на дне которых мерцала дикость, мокрыми чёрными губами лошадь казалась похожей на сказочного дракона. Я сказала об этом цыганке.

– Они низкорослые. Сто сорок в холке, – снисходительно ответила «Диана».

– Не бойтесь. Лошади старые, ленивые. Эти поедут ровно. Ноги глубоко в стремена не суйте, лошадь понесёт или резко встанет, можете вылететь из седла прямо под копыта, если нога в стремени застрянет. Я поеду вперёд, вы за мной, так что бояться нечего. Надо будет свернуть влево – троньте повод с левой стороны, вправо – с правой. Не слушаются – дёргайте сильнее. Вообще-то они тренированные, послушные.

Меня удивило то, как уверенно и с явным удовольствием Леон похлопал лошадь по шее, почесал ей за ухом, – как старую знакомую. После этого он одним легким движением оказался в седле.

– Где ты научился?

– Софья много лет ездит на ипподром. – И видно было, что Леону приятно произносить имя подруги.

– Как вас зовут, прекрасная Диана? – спросил он, усевшись в седло.

– Прекрасная Диана, – отозвалась цыганка с чуть заметной улыбкой и тронула поводья. Зорро фыркнул и пошёл. Кобылы ответили ему похожим фырканьем и без какого-либо нашего участия двинулись следом. Я почувствовала, что плыву и качаюсь над землёй и совсем не управляю этим процессом. Хотя желудок сжался от страха, губы сами собой растягивались в улыбку. Я скосила глаза на Нику. На её лице отражался мучительный страх, лоб и нос блестели от пота. Она крепко сжимала поводья, то и дело дула на нос и не замечала этого.

– А по паспорту?

– Мария Фёдоровна. Можно просто Мария.

– Мария. Прекрасно. А меня зовут Леонид, можно просто Леон. Рыжая девушка ваша тёзка, а дама в очках – Вероника.

Диана-Мария внимательно посмотрела на Нику.

– Вероника, расслабьтесь. На Даринке даже дети катаются.

Ника нервно улыбнулась. Видимо, она сама не ожидала, что ей станет так страшно.

– А как зовут мою кобылку? – спросил Леон. Прижался на одно короткое движение к лошадиной шее. – У, ты моя чудесная кобылка!

– Каринка.

– А ту, наверно, Малинка? Каринка-Даринка-Малинка.

– Фатима.

Мы проехали площадь и свернули на дорогу в сторону перелеска. Было удивительно хорошо качаться и оглядывать поля и акварельные, насквозь просвеченные солнечным светом рощицы и придорожные лесные посадки и кусты. Леон спросил, далеко ли до цели? Мария ответила: семь километров. На лице Ники отразился ужас, а я почувствовала прилив восторга. Мне хотелось, чтобы Поток, к которому мы ехали, находился ещё дальше, где-нибудь за тридевять земель. Проводница, прижмуриваясь на солнце, закурила тонкую длинную сигарету. Ника понюхала дым и поморщилась. Дым шёл в её сторону.

– Расскажите про Поток, – попросил Леон.

– Поток – это так называемое святое место у деревни Шулепово, в пяти километрах на север. Шулепово – центр сельского поселения, как Лисицыно. Человек триста – четыреста жителей, летом больше. Ну вот, существует предание, что когда-то давным-давно, в старину, местные жители нашли в лесу у ключика икону. Она стояла на дереве, в ветвях, на уровне человеческого роста. Как она туда попала, никто не знал. Позвали шулеповского священника. Он отнёс икону в сельский храм. Приладил в храме, отслужил благодарственную молитву, а на следующий день икона исчезла. Обнаружили её на старом месте, в лесу. И решили тогда построить там часовенку, а место стали называть святым. В далёкую старину из каждой окрестной деревни вели лестные тропы к этому месту. Люди шли сюда бесконечно, беспрерывным потоком, отсюда и название – Поток. Шли молиться, умыться, побыть наедине с Богом. В коммунистические времена часовню сожгли, ключик закопали, заровняли землёй. Но он снова пробился. И вот живёт по сей день, и люди сюда идут по-прежнему. Часовенку отстроили заново… Говорят, вода из ключика лечит.

Мария замолкла. Было слышно, как поют и перекликаются в близком перелеске птицы, как радостно и чутко слушает их тишина окрестностей. От этой густой и живой тишины, от мирно шагающих лошадей, их собирающихся в морщинки и разглаживающихся шкур, блестящих масляным блеском грив и острых движений ушей на лошадиных головах внутри меня разливалось блаженство. Фигуры людей размывались, когда я глядела на них; они были только фоном пёстрых и вкусных впечатлений, которые дарил день.

– И душевные? А вы христианка? – почти одновременно спросили Леон и Ника.

Мария помолчала.

– Поток лечит болезни, а душевные муки – это ведь тоже болезни, – неожиданно мягко и в то же время веско сказала она. – Да, я христианка.

– Надо бы поторопиться, – сказала она потом. – Иначе изжаримся в поле.

– Когда лошади пойдут быстрее, наклонитесь к шее…

Зорро вдруг пошёл чуть ли не галопом; лошади заторопились, выровнялись и вскоре пошли ровной рысью. Ника ахнула, покачнулась и едва не упала лошади на шею. Леон неуловимо собрался, как будто стал тоньше и суше. У меня засвистело в ушах и запело: а ну-ка песню нам пропой весёлый ветер, весёлый ветер, весёлый ветер, моря и горы ты обшарил все на свете и все на свете песенки слыхал… Вконец околдованная, я потеряла равновесие и чуть не скатилась на землю.

Минут через пятнадцать мы поднялись на небольшой песчаный холм и увидели деревню. Леон хотел поехать по улице, но Мария свернула на дорогу мимо деревни, сказав, что мы заедем сюда на обратном пути; в деревне можно будет перекусить. Белая, будто в известковой пыли, дорога вывела в тенистый, прохладно-шуршащий, замечательный лес.