к великому удовлетворению тела. Он должен восстановиться в членах, чтобы изгнать заражённую силу с её ядом. При таком подходе лекарство способно уничтожить болезнь. К тому же лечение требует особого внимания. Бывает, что ни одна общеизвестная подручная смесь не годится. Если болезнь нагнетает огромные волны теплоты, перекатывающиеся по всему телу, тогда необходима терапия духом, поскольку только дух может проложить свой всепроникающий маршрут через всё тело, в котором конечности нарушили связи и скрючили тело, как если бы оно было завязано в узлы. К излечению могут привести сильные укрепляющие средства; к таковым относятся aurum-potabile, oleum solis, materiam perlarum, essentiam antimonii, arcane quinicx-essenicx, aquavits, oleum vitrioli и другие. «Воистину, всех слов не хватит человеку, чтобы восславить Бога и возблагодарить Его за Его отеческое милосердие и великодушие – одарение этим целебным средством, ибо оно действенно».

Другое лечение осуществляется посредством паров сильнодействующих бальзамов, таких как скипидар, лавровое дерево, oleum ranarum, adipum gummorum и так далее. В конце он объясняет, как приготовить эти лекарства путём вытяжки и перегонки и прописывает количество, полагающееся для одного приёма.

Глава VII

Гонения

Сомнений нет, все эти истины не могут

Зерном на землю пасть и всходы дать.

Тому причиной новизна их,

И почва тяжела, чтоб их принять.

Как ни скупы процитированные слова из текста доктрины Парацельса, они на данный момент достаточны, чтобы обозначить революционное начало, которое он воплощал. Он смело отвергал

Укоренившиеся догмы —

Их сделали священными века.

И люди слепо полагали,

Что не оспорит их никто и никогда,

Покуда есть земля под ними,

А над землёю небеса.

Он сформулировал пригодную для применения методологическую систему, которая не опиралась ни на какой иной авторитет, кроме природы и опыта, которая не принимала во внимание лишённые жизни и вредоносные сочинения прошлых эпох и сделала общедоступными благотворные страницы в Codex Nature[111], систему, которая направляла непосредственно к точному знанию и не признавала бесполезные повторения, не подтверждённые научным исследованием. Парацельс вывел людей на верный путь, хотя потребовались столетия, чтобы удержать их на нём. В своём невежестве люди причисляли его к самозванцам и шарлатанам. Но он избавил нас от обмана и возвысил истину как нашу цель и награду.

Д-р Франц Штрунц сказал так:

«Парацельс был пионером как врач, как ученик природы, как богослов, потому что он видел природу и жизнь такими, какие они есть, и воспринимал все явления в свете природы и тем самым побуждал к новому пониманию жизни, упорядоченному умозаключению и сопоставлению».

Несмотря на то, что мало кто из немцев в то время понимал его, крупнейшие мыслители настоящего времени в полной мере признают его значение для немецкого возрождения, отмечают его заслуги в деле возведения естественных наук в ранг точных – этим он спас их от рабства и вывел к свету и свободе. [Они высоко оценивают] его подход, сочетающий изучение мельчайших подробностей, тщательное исследование, дар видения сути явления и всесторонние интеллектуальные способности. Их применение позволило расставлять на должные места все открывавшиеся ему явления в их симметричном и всеобъемлющем единении; они подчёркивают высокий уровень культуры и благородные человеческие качества; его абсолютное ощущение духовного мира внутри и вокруг физического; его осознание того, что божественное и вечное крепко держит несовершенное и преходящее и в должное время спасёт его от злоключений.

Парацельс вёл научные наблюдения и отмечал документально факты не из любительского интереса к фрагментарному знанию, но потому что они вели его к всесильным, основополагающим законам, управляемым всесильем, действующим упорядоченной мощью как в микрокосме, так и в макрокосме.

Но как же трудно было заставить его базельских студентов понять и его исходную точку, и дальность полёта его мысли. Они хотели узнать его секреты, а не его науку. Он сам признавался: «Они не хотят учиться ради высокой учёной степени, но хотят вспорхнуть к ней, прежде чем вырастут их крылья».

Многие из них пришли в колледж простыми юношами, слишком неопытными, слишком неотёсанными и слишком необразованными, чтобы понять. Против него была настроена вся медицинская профессура Университета и всё медицинское сословие вне его стен. Откровенные слова Парацельса в отношении этой профессии не были рассчитаны на то, чтобы снискать благосклонность её представителей. Случаи успешного излечения им тех больных, состояние которых „doctorculi“ ухудшили своим невежеством и дурным обращением, возбуждали их зависть. Она вылилась в форму подлого крестового похода против него. Его лекции, его методы лечения, его репутация подвергались поношению; циркулировали самые гнусные измышления с целью опорочить его неподкупность. Врачи, аптекари и всякий паразитирующий сброд, которые пускали кровь, вымачивали в ваннах и терзали несчастных, обратившихся к ним, сошлись вместе ради этой кампании. Профессора, которые были его коллегами, не постыдились присоединиться к этой разномастной шайке. Их целью было отстранить его от чтения лекций и от его практики, избавиться от этого нарушающего спокойствие чужака, который выставил напоказ их некомпетентность в зеркале истины, и восстановить академический застой, чей первозданный покой он нарушил.

Как и следовало ожидать, подстрекателями этого похода были враги Лютера и Цвингли, хотя Парацельс считал, что его разногласия обращают на себя внимание по причинам, совершенно далёким от тех, которые имеют отношение к реформаторам Церкви. Ему в лицо непрерывно бросали бранные слова и поношения: «Лютер от медицины», «проходимец, присвоивший звание врача». Вся корпоративная рать впала в старческое слабоумие, изощряясь в придумывании обличающих эпитетов. Он был «лгуном», «взяткодателем», «шутом», «некромантом», «одержимым бесами», «глупцом», «ослом из Айнзидельна».

Он не медлил с ответами. Врачи были названы «презренной шайкой апробированных ослов», аптекари – «судомоями на кухне», а их снадобья – «вонючим варевом».

«Врачи больше хлопочут о сокрытии своих манипуляций, чем об оказании помощи больным, а аптекари обманывают людей непомерными ценами и запрашивают гульден за бурду, не стоящую и гроша».

Правда в его резких ответных репликах была колючей и раздражала ещё больше.

Когда наступили осенние каникулы, он принял приглашение прибыть в Цюрих и был рад возможности вырваться из отвратительной склоки. Там студенты-медики встретили его с энтузиазмом, его чествовали, ему аплодировали, ему восторженно внимали. Он чувствовал себя счастливым в их обществе и называл их своими combibones optima[112], а они отвечали ему обращением «наш любимый Теофраст». На этом взаимообмене любезностями было построено абсурдное обвинение в постоянном пьянстве, которое послужило лекарскому отребью в Базеле поводом для возобновления нападок